на наш Телеграм
Великопостные статьи 2018 г.:
Апология безделья, или Против активности
Диалектика религиозной иллюзии
Христианская ортодоксия vs православное христианство
Монета, или Система богоубийства
Еще раз о мироносицах и атеизме
«Православие», как всем известно, есть всего-навсего калька «ортодоксии». Однако современное словоупотребление, а тем более – глубинные процессы, отраженные в таком словоупотреблении, заставляют противопоставить «христианскую ортодоксию» «православному христианству». Поясним.
«Православность» как стиль
Под «православием» имеют в виду определенную культуру, систему воззрений и традиций, определенный и сразу узнаваемый стиль. Иконы и купола, просфоры и вода, черные рясы и золотые ризы, юбки и платки, посты и праздники, особый «благочестивый» язык и так далее, и так далее – вся совокупность образов, рождаемых в воображении при упоминании слова «православие». В стиль входит и определенная манера философствования и богословствования, определенный набор тем, особая манера богослужения и внебогослужебного поведения. Вплоть до особого психологического стиля: «смирения» и прочих часто «прелестных» состояний. Это в лучшем случае.
А в худшем – заметьте, это будет совершенно одно и то же, просто эмоционально негативно окрашенное – «мерседесы» и дворцы, часы и квартиры, президенты и губернаторы, «православие головного мозга», «военно-патриотическое воспитание», мракобесие, телегония, антиаборты и антигейство, ряженые казаки и хоругвеносцы.
«Православие». Поисковая выдача в Яндекс.Картинки
Впечатление крайней, непереносимой убогости – вот первое чувство, возникающее при созерцании этих образов. Но проблема здесь глубже, чем просто деградация. В конце концов, нет ничего фундаментально ужасного в том, что в данной точке пространства-времени православные христиане не на высоте – такое уже бывало и будет еще. Проблема здесь в отходе от христианства к язычеству, в религиозном перерождении. Всамделишное стихийное язычество «захожан» и вообще «околоправославных» с их поклонением священным веществам и богам-«святым», с их верой в заклятья-молитвы и магические ритуалы; монастыри-турцентры, храмы – комбинаты ритуальных услуг, старцы-гуру, сектантство, грубейший материализм и магизм, дичайшие суеверия – все то, с чем Церковь вообще-то должна бороться – не говоря о прочем совершенно безумном мусоре, наполняющем головы «иных благочестивых читателей», – лишь предельный пример общего положения дел.
«Православие» – это «наше», «родное». В отличие, конечно, от «чужого», другого. «Наше» выбивает из «православия» собственно христианство. Случайные вещи заместили содержание веры и сами стали предметом веры, поклонения. Языки, календари, просто вещи из новостной повестки, просто «из телевизора» – вещи никак не связанные с христианством становятся признаком «православности», а, значит, замещают ортодоксию. Происходит предательство ортодоксии. «Православие» стало совокупностью очень странных идей, настроений, бюрократических структур – уже почти никакого отношения не имеющих к христианству. Радость христианства – отбросить все мирское, всю мирскую глупость, принять всех людей – исчезает. Бесконечная радость христианства в отказе от «земного», мирского, в отказе от наций и всех идентичностей, во всемирности и универсализме – это ненавистно «православным» с их очень четкими привязками к «земному». Разница здесь как между свежим воздухом и затхлым. Но я не хочу опять же сводить все к «русскости» или «антизападничеству» – хотя всей этой мерзости навалом. Слишком понятно, что национализм любого толка несовместим с христианством. Я хочу, чтобы сам ансамбль поведенческих моделей, тем обсуждений, взглядов на мир, называемый «православием», был распознан как нехристианский – как минимум в своем качестве определенности, то есть ограниченности, невсеобщности. Стиль, внешнее вытеснило внутреннее, всеобщее: победа фетишизма. Ибо подлинное христианство узнается по универсализму, по отсутствию стиля.
Безразличие различий
Нигде это отсутствие стиля, отсутствие какой-либо определенности у истинных христиан не видно так, как в раннехристианском «Послании к Диогнету»:
«Христиане не различаются от прочих людей ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями. Они не населяют где-либо особенных городов, не употребляют какого-либо необыкновенного наречья, и ведут жизнь ни в чём не отличную от других».
Итак, нет ни одного внешнего признака, различающего христианина от нехристианина, более того – «отличие» христиан в том, что никаких отличительных признаков у них нет. Заметим же с горечью, что «православные» без сомнений различаются по стране («православный мир»), языку (церковнославянский или, более общо, – «благочестивый» сленг), житейским обычаям (куча «благочестивых обычаев»). Существует множество совершенно определенных признаков, различающих «православных» от неправославных, то есть «православие» – особая культура, а, стало быть, религия «православных» – традиционные верования этой культуры, то есть просто-напросто язычество.
Это центральная мысль христианства, выраженная Павлом: «Обрезание ничто и необрезание ничто, но все в соблюдении заповедей Божиих» (1 Кор 7:19). Сейчас Павел сказал бы: «Православность ничто и неправославность ничто, но все в соблюдении заповедей Божиих». Обрезание – главный для Павла признак всякого различия, и, стало быть, все мыслимые различия и сам принцип различия – ничто. Все дело в «соблюдении заповедей Божьих», вот это – и ничто другое – характеризует христиан: «А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол 3:8–11).
«Православие». Поисковая выдача в Картинки Google
Это диктует парадоксальную христианскую политику различий. Раз все различия – ничто, то пусть мирские различия останутся как есть, потому что дело вообще не в них; различия вообще побоку, то есть новых создавать не надо: «Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего» (1 Кор 29:30–31). Не создавать новых разделений, не создавать резерваций, не создавать новых состояний: ничтожество всех мыслимых состояний. Ни отказ от чего-либо старого, ни создание чего-либо нового.
Это павловское «как не» репрезентирует способ христианского образа жизни: внешне все как в мире, внутренне – жесточайшая борьба с миром. Это значит: если – как это происходит у «православных» – внешнее различие есть, то нет этого главного внутреннего различия и христианство потеряно. А христианство, напомним, реализуется в «соблюдении заповедей Божьих», «совлечении ветхого человека»: оппозиция внешнего (например «православного») и внутреннего (заповеди). «Послание к Диогнету» прекрасно это описывает – простите за длинную цитату, но лучше автора Послания не скажешь:
«Обитая в эллинских и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаям тех жителей в одежде, в пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем, как граждане, и все терпят как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество – чужая страна. Они вступают в брак как и все, рождают детей, только не бросают их. Они имеют трапезу общую, но не простую. Они во плоти, но живут не по плоти (см. 2 Кор 10:3; Рим 8:12). Находятся на земле, но суть граждане небесные (см. Фил 3:18–20). Повинуются постановленным законам, но своею жизнью превосходят самые законы. Они любят всех и всеми бывают преследуемы. Их не знают, но осуждают, умерщвляют их, но они животворятся; они бедны, но многих обогащают. Всего лишены, и во всем изобилуют (см. 2 Кор 6:9–10). Бесчестят их, но они тем прославляются (1 Кор 4:10); клевещут на них, и они оказываются праведны; злословят, и они благословляют (1 Кор 4:12); их оскорбляют, а они воздают почтением; они делают добро, но их наказывают, как злодеев; будучи наказываемы, радуются (2 Кор 6:10), как будто им давали жизнь. Иудеи вооружаются против них как против иноплеменников, и эллины преследуют их, но враги их не могут сказать, за что их ненавидят.
Словом сказать: что в теле душа, то в мире христиане. Душа распространена по всем членам тела, и христиане по всем городам мира. Душа, хотя обитает в теле, но не телесна, и христиане живут в мире, но не суть от мира (см. Ин 17:11; 14; 16). Душа, будучи невидима, помещается в видимом теле; так и христиане, находясь в мире, видимы, но богопочтение их остается невидимо. Плоть ненавидит душу и воюет против нее, ничем не будучи обижена, потому, что душа запрещает ей предаваться удовольствиям. Так и мир ненавидит христиан, от которых он не терпит никакой обиды, – за то, что они вооружаются против его удовольствий. Душа любит плоть свою и члены, несмотря на то, что они ненавидят ее, и христиане любят тех, которые их ненавидят. Душа заключена в теле, но сама содержит тело; так и христиане, заключенные в мир, как бы в темнице, сами сохраняют мир. Бессмертная душа обитает в смертном жилище; так и христиане обитают, как пришельцы, в тленном мире, ожидая нетления на небесах. Душа, претерпевая голод и жажду, становится лучшею, и христиане, будучи наказываемы, каждый день более умножаются. Так славно их положение, в которое Бог определил их и от которого им отказаться нельзя».
Все прекрасно в этом отрывке. Жесточайший антагонизм мира и христиан показан в точнейших формулировках: это мир ненавидит христиан и гонит их, а христиане любят мир (но не мир сей) и никого не гонят. Христиане ни в чем себе не отказывают – «они вступают в брак как и все, рождают детей» – вот разве «только не бросают их»: то есть именно любовь христиан («соблюдение заповедей», которое, как известно, к любви и сводится) – она и только она – различает христиан и мир и вызывает ненависть мира. Христиане в качестве христиан «невидимы». Так же, как Иисус – просто человек, в котором «узнавали» Христа в акте веры, а не по внешним каким-то признакам (чиновники, священники и толпа вот не узнали в Нем Христа). Христиане отличаются по способу («как не» Павла) обращения с миром, а не в чем то еще: «Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию» (1 Кор 10:31). Если же мы видим ненависть – к Западу, геям, католикам, православным, русским, украинцам, либералам, консерваторам – мы видим мирской способ обращения с миром: то есть видим отсутствие христианства. Если против Церкви «развязана информационная война», даже «гонения» – предположим, что это не злой от собственный злобы идущий фантазм, – то истинных христиан мы узнаем по формуле «христиане любят тех, которые их ненавидят».
«Православие это…». Поисковая выдача Яндекса
В этом смысле современная «православность» – не что иное, как реконструкторство. Ни сил, ни желания бороться с миром – то есть продуцировать деятельную любовь – нет, и происходит подмена. Мы – не христиане, мы играем в христиан, как другие играют в эльфов или викингов. Мир невыносим – и люди уходят в фантазии: этого-то на самом деле и хочет мир, вот почему реконструкторских феноменов так много. На самом деле любое современное поведение по сути реконструкторское, кроме рыночного, ибо рынок захватил все. «Православность» – лишь один из таких феноменов.
Зачем нужны догматы
Здесь выступает проблема догмы. В идеале – и в связанной с этим идеалом обсуждаемой нами логике безразличия различий – все люди должны стать христианами: «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закона, – не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, – чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых» (1 Кор 9:20–22).
Так силою вещей вводится различие между «некоторыми спасенными» и всеми. То есть сущностно христианство рассчитано на всех, но на практике имеем лишь «некоторых». Эти некоторые услышали проповедь Павла и уверовали. Осознание проповеди Павла сделало их христианами, то есть отделило от остальных: «Ибо всякий, кто призовет имя Господне, спасется. Но как призывать Того, в Кого не уверовали? Как веровать в Того, о Ком не слыхали? Как слышать без проповедующего? И как проповедовать, если не будут посланы? Как написано: как прекрасны ноги благовествующих мир, благовествующих благое! Но не все послушались благовествования. Ибо Исаия говорит: Господи! кто поверил слышанному от нас? Итак, вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим 10:13–17). Таким образом, у нас есть четыре реалии: мир сей, христианское сообщество, христианское сознание и христианские проповедники.
Для благовествования нужны проповедники, созидающие христианское сообщество. Так как сообщество вобрало в себя лишь некоторых, а не всех, на коих оно рассчитано, появляется антагонизм христианского сообщества и мира сего. Агамбен в «Остающемся времени» замечает, что все это необычайно напоминает марксистскую проблематику Партии, пролетарского движения и врагов пролетариата. Зачем пролетариату организация (Партия)? Марксизм отвечает: Партия есть орган сознания пролетариата, Партия хранит классовое сознание и в силу этого руководит борьбой пролетариата. Как проверяется классовое сознание? С помощью «верной теории».
Так же обстоит дело с Церковью и ортодоксией, утверждает Агамбен. Проповедники (апостолы) уже были зачатком церковной организации. Затем, дабы защитить и расширить сообщество христиан, понадобилось «верное учение», отражение христианского сознания, чьим органом и стала церковная организация. Все противоречия в отношениях Партии и реального рабочего движения – хорошая иллюстрация всех противоречий в отношениях церковной организации и реальных христиан (скажем, сталинизм в Партии – аналог папизма в Церкви).
Предназначение церковной организации – хранить ортодоксию, то есть церковное сознание церковного опыта церковного сообщества. Но, если ортодоксия замещается чем-то иным, опыт уходит, организация отчуждается от сообщества, подпадает под влияние мира: становится одной из мирских сил и тем самым входит в противостояние с христианами, в противоречие с христианством.
Так или иначе, ортодоксия, будучи отражением христианского сознания, которое осознает христианский опыт, есть то, что закрепляет сообщество христиан. Ортодоксия, то есть система догматов – единственный признак, отличающий христиан от нехристиан, единственный критерий христианскости. Но здесь очень важно не делать из ортодоксии внешний, формальный признак. Как мы когда-то писали:
«Есть истины, рожденные и практикуемые сообществом, а сообщества, в свою очередь, рождены тем или иным событием. Таков марксизм – не наука и не философия, но опыт революции. Такие истины фундаментально ангажированы – ангажированы Событием, вызвавшим их на свет. Для адептов таких истин свойственна вера – верность Событию. Верность предполагает практику истины, актуализацию её в опыте. Такие истины опытны – постигаемы в опыте и поверяемы им. Поэтому такие истины носят фундаментально неакадемический характер, они постижимы только изнутри События: практика таких истин есть их метатеория. Событие, явившее истину, и сообщество, актуализирующее эту истину, – вот что нам важно. Ту же природу, те же особенности имеет и теория, носящая имя «православная догматика». Догматика – это выражение определенного опыта, определенного сообщества, рожденного определенным событием, и она призвана «держать» это сообщество в верности этому опыту».
Этот опыт реализуется в «соблюдении» заповедей, то есть в нравоучении Церкви, а оно в свою очередь держится вероучением. Вероучение плюс нравоучение и есть подлинное Православие, в его отличие от «православности», а если под оным понимается нечто иное – опыт теряется. Этот опыт – опыт жизни со Христом, благовествованием распространяемый на всех. Церковь есть дление этого опыта среди череды поколений. Быть ортодоксом значит не забывать и хранить этот опыт, актуализировать и практиковать его, в том числе опыт безразличия различий. Но если, как мы сказали, «православие» замещает ортодоксию, что делать ортодоксам среди «православных»? – «обитая, где кому досталось, следовать обычаям тех жителей в одежде, в пище и во всем прочем». Если «православие» есть определенный культурный стиль, то ортодоксам нет никакого резона «уходить» или «бороться» с ним, как и с любым другим стилем, ибо для них «всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество – чужая страна». Златоуст из Церкви не уходил, не «разочаровывался» в ней; напротив, власти светские и духовные сами его вытолкнули. Для многих «православие» – «чужая страна», но все дело в том, чтобы быть «небесными гражданами». Дело не в стиле, позитивно или негативно воспринимаемом. Все дело в том, чтобы в условиях «в каких кому досталось» (в «православии», например) «представлять удивительный и поистине невероятный образ жизни» христиан.
«Православие это…». Поисковая выдача Google
Если говорить в более «конфессиональном» смысле, то нет никакого резона «уходить» из РПЦ до тех пор, пока она – пусть и чисто формально – хранит ортодоксию. Все остальное – лишь «обычаи». Наша Церковь – Православная, ибо хранит ортодоксию, – это главное. Обычаи же дело естественное и абсолютно не важное, до тех пор, пока они не догматизируются, пока мы помним, что они суть обычаи и не более (что у нас так любят – например, абсолютизация литургических особенностей привела к Расколу). Понятно, что реальная жизнь будет так или иначе практически оформляться – вот только не надо подменять содержание формой.
В нашем сознании есть странная логика относительно текущей ситуации в РПЦ и не только в ней: можно или со всем соглашаться, или «уходить». Это полная глупость, разумеется. Все живое изменяется, а Церковь – самое живое. Церковь менялась всегда, меняется (в лучшую или худшую сторону – другой вопрос) и будет меняться. Слишком очевидно – и скоро это станет очевидно всем – что РПЦ нужны существенные изменения. «Реформация»?
Проблема с Реформацией в том, что она мало что меняет. Сменить одну организацию – другой, один культ – другим, одно богословие – другим – значит не изменить в сущности ничего, но заменить единую организацию – россыпью организаций, красивый культ – серым, развитое глубокое богословие обкромсать. В смене патеров на пасторов – мало смысла. Много ценного было потеряно, а достижения весьма двусмысленны. Нужно скорее двигать – где у кого возможно – общую ситуацию в лучшую сторону, не забывая, что такое «лучше» – опыт жизни со Христом. Насколько нынешняя структура РПЦ, жизнь общин и отдельных христиан близка этому опыту – вопрос риторический. Творческим, свободным и благочестивым образом ли изменится РПЦ или по типу прорыва гнойника – посмотрим. В любом случае бояться за Церковь не надо – врата ада не одолеют, – бояться надо за свою душу.
