на наш Телеграм
Читая «Бога» Харта и «Черные тетради» Хайдеггера, мы выделили некую цепочку смыслов.
Современность характеризуема как оставленность Бытием, неспособность человека совершать различие Бытия от сущего. Оставленность Бытием можно описать как техническую цивилизацию, капитализм, атеизм, материализм. Экзистенциально мы говорим об оставленности Бытием, метафизически — о материализме, религиозно — об атеизме, политэкономически — о капитализме, суммируя всё это в феномене техники. Оставленность Бытием угрожает полнейшим опустошением сущего, но и несет шанс на Другое начало истории, Новое средневековье. Новое средневековье есть некая новая историческая эпоха, где техническая цивилизация сможет быть совмещена с различением Бытия от сущего. Очевидно, что, во-первых эта эпоха может вообще не наступить, и человек околеет в опустошенном сущем, как довольствующееся онтической данностью животное в окончательном забвении Бытия. Во-вторых, очевидно, что если эта эпоха и наступит, то нам не известны её экзистенциальные, метафизические, религиозные, политэкономические параметры. Человечеству ещё только предстоит бытийно-исторически «изобрести» эту новую эпоху. Мы, однако, можем выделить особую роль христианства в этих процессах. Христианство есть точка разрыва между традиционными цивилизациями и модерном (техникой, материализмом, атеизмом, капитализмом). Модерн родился в христианском мире. Следовательно, тема Нового средневековья напрямую связана с христианством. Итак: христианство, техника, грядущая эпоха с её угрозами и шансами.
Сергей Хоружий, наверное, самый крупный из ныне живущих российских христианских мыслителей, создатель синергийной антропологии, напрямую касается этих вопросов в книге «Социум и синергия», где эта самая синергийная антропология разрабатывает свое социальное измерение в целях анализа современной антропологической и социальной ситуации (надо сразу сказать, что книга богата различными темами, я беру из нее только то, что поможет мне продолжить начатое в разговоре о Харте и Хайдеггере).
Синергийная антропология
Синергийная антропология есть философская тематизация исихазма, попытка выстроить антропологию на основе исихазма, причем в контексте современной эпохи, контексте постклассической философии. Сам этот жест уже интересен: антропология Хоружего «постмодернистская» в смысле сознательного отказа от парадигм модерна, и при этом основывается на средневековых мысли и практике. То есть уже просто по своему устройству и задачам синергийная антропология — «новосредневековый» феномен.
Человек, согласно синергийной антропологии, не есть природа, эссенция, сущность и т. д. Он есть точка, не тождественная мировой данности, точка, сама по себе являющееся ничем, но способная выстраивать самоё себя. Человек есть ансамбль размыканий к Другому, ансамбль практик себя (простейшие примеры: слух, зрение, общение и пр.). Человек есть продукт собственной свободы. Человек — ничто, размыкаемое к чему-то. Человек может быть определен — он самооопределяется — границами, к которым он разомкнулся. Совокупность границ размыканий одного типа образует определенную антропоформацию. Таким образом, говорит Хоружий, люди — это набор радикально разных существ, ибо все они размыкаются по-разному, разными способами, к разным границам и т. д. Почему же тогда этих радикально разных существ мы подводим под одну категорию «людей»? Ответов мыслимо два. 1. Под определение «человек» подпадают все существа, которые, не имея собственной определенной природы, способны к размыканию и в этих размыканиях определяют себя. 2. Под определения «человек» все эти радикально разные существа подпадают в силу того, что все они биологически суть особи хомо сапиенс (то есть, не имея собственной природы, определяя её сами в процессе своих размыканий, они первично определены своей биологической природой). Оставим это двойство ответов на какое-то время.
Синергийная антропология даёт большие преимущества в описании исторических процессов. Можно прослеживать исторические изменения от экзистенции к экзистенции, от метафизики к метафизике, от религии к религии, от экономики к экономике, от политики к политике. Можно объяснять экономическое изменение экономически, религиозное — религиозно и т. д. (историографический подход). Можно объяснять один феномен изменением другого, видеть в экономическом сдвиге экзистенциальную причину (идеализм), или в религиозном сдвиге видеть экономическую причину (материализм). Но суть в том, что все эти изменения всегда движутся единым фронтом. Надо смотреть целостно, и тогда мы не попадем в ловушку идеализма-материализма (беру эти негодные термины для простоты). Какую бы мы метафизику мы ни исповедовали, мы всегда можем описать целостное изменение ситуации — экзистенциально-метафизически-религиозное-политэкономическое изменение. Такой взгляд будет антропологическим, ибо независимо от нашего взгляда на природу человека каждый раз всегда агентом изменений (если угодно, не агентом, а проводником, инструментом — Духа или социальных сил) будет человек. Можно таким образом вообразить всем внятную (людям любых взглядов) концепцию интегрального понимания истории через антропологию, притом что и материалистическое, и идеалистическое, и прочие понимания будут сами элементами той реальности, которую мы опишем интегрально антропологически, — ибо это человек в совокупности исторического потока вот так смотрит на мир: материалистически или идеалистически. А определение человека как совокупности размыканий не заставляет нас принять той или иной метафизики, а скорее всякая метафизика будет чертой той или иной карты размыканий. Составляя карту размыканий того или иного антропологического типа, мы определяем его антропоформацию, к коей принадлежит определенные экзистенция, метафизика, религия, политэкономия и определенная иерархия этих параметров: с точки зрения одной антропоформации, истины другой не истинны, и наоборот, что не мешает нам всех их анализировать «безоценочно». Мы можем определить современность как эпоху техническую, а уж затем посмотреть, как можно в логиках разных антропоформаций на это смотреть.
Два Абсолюта
Итак, человек очерчен границами своих размыканий. Человек много как проявляет себя в мире, но принципиальны его крайние, предельные, граничные размыкания (Антропологическая Граница). Хоружий выделяет два вида параметров Антропологической Границы. 1. Предельное размыкание к персональному или имперсональному абсолюту: имперсонально-онтологическая и персонально-онтологическая границы. 2. Размыкания на разные уровни Бытия-сущего: размыкание на Бытие, размыкание на сущее, размыкание на виртуальное: онтологическая, онтическая, виртуальная границы.
Например, исихаст радикально рвет с миром и мирскими практиками с тем, чтобы в монашестве выстроить себя заново в размыкании ко Христу. Совокупность аскетических практик (самоопределений) есть методы строительства нового существа, разомкнутого ко Христу, к Личностному Абсолюту. В процессе этого строительства энергии (активности, проявления, практики) человека выходят из мирского режима и перенаправляются к синергии с энергиями Абсолютной Личности в целях утверждения себя как абсолютной личности в энергиях Абсолютной Личности.
А, например, буддист совершает с собой диаметрально противоположную операцию. Исихаст из мирского существа становиться абсолютной личностью, буддист самоуничтожается в нирване. Цель исихаста — обожение своей личности. Цель буддиста — ликвидация своей личности.
Это, как мы понимаем, вариация на очень известные темы. Мы, например, опираясь на Лосева, говорили, что все до- и внехристианские общества (и соответствующие им антропологические типы) замкнуты на мировую данность, на космос, все имперсоналистичны. А христианство открывает новый тип общества (и соответствующий антропологический тип) — разомкнутый на Абсолютную Личность, трансцендирующий мировую данность. Христианство тем самым запускает историю Запада, историю персоналистической цивилизации, противостоящей имперсоналистическим, языческим, традиционным цивилизациям. Вот она, казалось бы, основополагающая антропологическая разница, но Хоружий так не считает.
Харт восхищен всеми «великими традициями премодерна» и христианством и другими традициями, противопоставляя их всех ужасающему модерну. Хайдеггер, ужасаясь модерну, считает христианство всего лишь его частью. Хоружий, который, казалось бы, видит фундаментальное отличие христианства (размыкание на Личность), тоже, однако, не им занимается, а проводит фундаментальное антропоразличие по-другому.
Принципиальным оказывается различие не по абсолюту (во всяком случае, в большинстве текстов Хоружего оно лишь упоминается), а различие по уровням Бытия-сущего (основная часть текстов Хоружего). Оказывается, что и тот, кто разомкнут к персональному абсолюту, и тот, кто разомкнут к имперсональному абсолюту, — оба они суть представители антропоформации Онтологического Человека, оба разомкнуты к Бытию (хотя их и разделяет «онтологическая бифуркация»). Вслед за Хайдеггером и Хартом Хоружий считает, что основополагающей экзистенциальной операцией является различение Бытия от сущего. И дело даже не в том, что я не верю, что в восточных практиках действительно это различение проводилось. По-моему, и буддизм, и развитый индуизм, и даосизм есть рафинированные версии замкнутости на мировую данность, на сущее (как говорит сам Хоружий — на Космос). Личность есть точка нетождественности с мировой данностью, возможность к трансцендированию, в пределе к трансцендированию к Абсолютной Личности, к Бытию в его отличии от сущего. Имперсональные цивилизации, то есть все до- и внехристианские, не «практиковали» личность, а постигали человека как элемент космической машины в лучшем случае, а в худшем, в своих наиболее рафинированных версиях, практиковали ее ликвидацию, то есть закрытие Бытия. Ладно, может быть, я очень неправ в силу своего крайне поверхностного знакомства с восточными учениями и практиками. Дело в другом.
Христианская деградация
Дело в том, что, по Хоружему, и персональный, и имперсональный Онтологический Человек являются цветом человечества, в отличии от Онтического Человека и Виртуального Человека.
Смотрите. Если до формирования Онтологического Человека антропоформации существовали вперемешку, то в Средневековье формируется два чистых типа Онтологического Человека. А после на Западе Онтологический Человек исчезает, человек начинает размыкаться не на Бытие, а на сущее: Ренессанс, Просвещение, модерн, атеизм, материализм, техника: Онтический Человек, человек модерна, который в постмодерне начнет движение к Виртуальному Человеку.
Антропологически схваченная история есть история деградации от Онтологического через Онтического к Виртуальному Человеку. И деградация эта происходит в западном мире, то есть в мире (пост)христианском. Почему именно в христианском? — Хоружий не отвечает, он лишь фиксирует смену антропоформаций. По-моему, Хоружий здесь подверстывает реальные исторические процессы под языческий миф о мировой и человеческой деградации, о движении к Железному веку, Рагнареку, Кали-юге. Но если уж подверстывать под миф — то тогда уж под христианский миф о победе над злом и установлении Царства Божьего.
Модерн есть христианский феномен, но вот он считывается как феномен весьма дурной. Разница между человеком модерна и исихастом кардинальнее, чем между исихастом и буддистом. Кардинальная разница проходит между христианским феноменом модерна, и неважно, христианским или нехристианским феноменом премодерна. История христианского человечества оказывается разорванной, или, во всяком случае, христианство оказывается чем-то неспецифичным, что нелегитимно с точки зрения христианского мышления, коему принадлежит мышление Хоружего.
То, что Хоружий рисует как историю деградации, мне представляется историей секуляризации в смысле практической реализации тех или иных областей реальности. Христианство нечто проповедует. Секуляризация — это процесс реализации на практике этого проповеданного.
Суть Онтологического Человека христианства в личном бытии. Хоружий говорит, что Античность и Восток не знали личного бытия. Христианство есть культивирование личности, Восток есть элиминирование личности. Но не ясно ли тогда, что модерн как эпоха невиданного превозношения личности есть эпоха христианская по преимуществу?
Термины Хоружего — Онтологическое, Онтическое, Виртуальное — можно перевести как: Бог, мир, человек (почему так объясню ниже). Таким образом, движение от онтологического через онтическое к виртуальному есть реализация провозглашенного в Евангелии (онтологическое) во внечеловеческой реальности (онтическое) и человеческой реальности (виртуальное).
Лосев об этом говорил так. Христианство как религия Личности есть противоположность религиям Космоса, какими были все до- и внехристианские религии; оно начинает новый эон истории. Феодализм, тезис христианства (онтологическая антропоформация по Хоружему), был эпохой провозглашения христианства, но не реализации его. Капитализм (онтическая антропоформация) — антитеза феодализма, где от христианства отказываются как от провозглашения — затем, чтобы реализовать его на практике. Социализм (виртуальная антропоформация?) как синтез будет временем реализованного христианства, где христианство снова будет провозглашаться, но уже не идеально, как в феодализме, а реально — как описание социального устройства, материальной жизни людей. Феодализм, клерикальный феномен, стадия идеального конструирования, вырабатывает христианскую программу. Капитализм, секулярный феномен, стадия деструкции, расчищает территорию для ее исполнения. Социализм, постсекулярный феномен, стадия материального конструирования, исполнит ее. Конструкция → деструкция → деконструкция. Такова логика Лосева.
Хоружий описывает жизнь исихаста так: проповедь, провозглашение, влекущее человека заняться исихастской практикой; стадия деструкции, покаяния, разрушения «ветхого человека», стадия конструкции нового человека, умное делание; Телос практики, соединение с Божественными энергиями. То есть то, что Хоружий описывает на индивидуальном уровне, Лосев описывает на социально-историческом.
От рациональности через безумие к маразму
Онтологический Человек находит свою границу в Ином Бытии (Абсолюте) и тем определен. В модерне антропоформация меняется: человек начинает размыкаться в научном познании мира, в технологическом его освоении. Но поскольку трансформации человека здесь не происходит, поскольку человек здесь, бесконечно продвигаясь в познании и технологиях, не находит свою Антропологическую Границу, Хоружий определяет его как Человека Безграничного. Познание и технологии рациональны, Безграничный человек — рационалист. Тем самым он находит свою Границу — становясь Онтическим Человеком — в иррациональности. Человек определен предельным размыканием, таким, что в нем он становится другим существом, меняет свое устройство: таким размыканием для рационального человека модерна становится безумие: нонклассическое искусство, психоанализ, тоталитаризм, мировые войны. Безграничный Человек не находил Границу вовне себя, но нашел в себе: в своем бессознательном, где он становится истериком, невротиком, психотиком, садистом, мазохистом и пр. В области искусства этот феномен закреплен как дадаизм, сюрреализм, футуризм, contemporary art и пр. В области политики он закреплен как лагеря смерти, мировые войны и пр. Здесь Хоружий антропологическими методами приходит к тому же выводу, к какому пришел в своем классическом «Кризисе безобразия» Лифшиц политэкономическими средствами: выводу о тайном (а местами и явном) сродстве модернистского искусства и фашизма. Это, однако, тот же самый феномен, о каковом мы уже говорил в связи с Хартом и Хайдеггером: «глупость», «планетарный идиотизм», «рационализированное безумие» первой половины XX века. Средства рациональны (наукотехника, технократия), цели идиотичны («окончательное решение еврейского вопроса»). Рациональность модерна сходит с ума в XX веке, чтобы впасть в маразм постмодерна. Постмодерн — околевший модерн, как мы говорили в связи с Хайдеггером, постмодерн — пустой промежуток между уже закрывшимся Первым Началом и еще не открывшимся Другим Началом. Постмодерн — опустевший, околевший модерн.
Но Хоружий считывает феномены постмодерна как признаки нарождающейся новой — виртуальной — антропоформации. Распад единой, рациональной картины мира (крах метанарративов), постидеология (бессвязность убеждений современного человека), постполитика (политика как спектакль, манипуляции, популизм) и пр. современные феномены рисуются Хоружим не как черты завершающего этапа онтической антропоформации (маразма), а как черты новой виртуальной антропоформации: мол, у Виртуального Человека картина мира, идеология, политика недоактуализированны, то есть виртуальны. Скажем, критика Хоружим «виртуальности» в общественных делах в сущности полностью сводима к старой левой критики «общества спектакля». И дело не в том, что я считаю это неверным, относя постмодерн к стадии маразма Онтического Человека. Дело еще вот в чем.
Я уже говорил, что смену антропоформаций по Хоружему вопреки самому Хоружему я считываю не как деградацию, а как постепенную секуляризацию-христианизацию разных уровней реальности. Онтологический Человек (при феодализме) задает программу действий, задает образцы, модели в догматике и аскетике. Человек Безграничный (в модерне) христианизирует окружающий мир: гуманизирует общество, расколдовывает (свергает идолов) природу и пр. Онтический Человек в XX веке предпринимает попытку вырваться на новую ступень: психоанализ, как показывает, например Фуко, есть исполнение программы аскетов, приручение бессознательного, исполнение воли к истине себя, заданной очень давно еще в ранних монастырях. Искусство пытается вырваться на новую ступень — в Новое средневековье, отбросить реализм, связанный с материализмом, и изобрести искусство Нового средневековья. Наконец, всегда несправедливо сводить весь XX век на политическое зло: он был временем небывалого социального прорыва в социал-демократической политике ядра мирсистемы, коммунистической политике полупериферии мирсистемы, национально-освободительной политике периферии мирсистемы. И хотя окончательный прорыв на всех этих фронтах не удался, но, однако же, удалось разрушить старую систему: классического капитализма больше нет; современные общества явно не капиталистические в классическом смысле слова, даже несмотря на неолиберальную реакцию (также нет старого искусства, хотя не явилось подлинного нового; также нет патриархата, хотя не явилось подлинное равноправие и т. д.). Таким образом, наше современное положение можно считывать негативно как маразм, а можно позитивно как руины: суть в том, что мы в суперпозиции, и угадать, какой диагноз верен, принципиально нельзя, это выявит решающий исторический эксперимент; но и так, и так мы не в новой эпохе, а в эпилоге старой.
Таким образом можно описать онтологическую антропоформацию как движение «вверх», онтическую — «вширь», виртуальную — «вглубь». При этом это всё движение одного и того же христианского субъекта. Христианизировавшись на онтологической стадии этот субъект христианизирует мир на онтической стадии, чтобы найти границу внутри себя и выйти к виртуальной стадии. Построив себя к Абсолюту христианский человек начал строить себя к миру, наткнувшись на границу в себе, начинает строить себя внутри. Но о виртуальности мы будем говорить отдельно.
Хоружий в книге «О новом» определял свою философскую позицию так: энергийная динамика свободной актуализации, не заключённая в сеть предшествующих целей, причин и форм, допускающая множественность сценариев. И примеров такого Хоружий называет два: исихазм и квантовая механика: старую христианскую практику себя и современную научную концепцию. И интересно здесь вот что: это определение Хоружего можно считать формулой материализма по Харту и нигилизма по Хайдеггеру: а вот у Хоружего это фомула исихазма, формула христианской философии! Хоружий пишет: Античность понимала Бытие эссенциалистки, христианство запускает неэссенциалистский, энергийный подход, а современность характеризуема как антиэсенциалистский энергизм (философия постмодерна). Но не получается ли тогда, что постмодерн — прямое следствие христианства?
Техника
Хоружий утверждает, что мы находимся в конце онтической антропоформации, в стадии формирования виртуальной антропоформации. Иными словами, в постмодерне, где маячит шанс на посткапитализм. Главная ставка — техника.
Техника — сущность капитализма, модерна, онтической антропоформации. Почему? Техника есть то, где встречаются материалистическая метафизика и капиталистическая практика (новоевропейская метафизика и постав, по Хайдеггеру), а точнее то, что сотворяет, вводит в реальность материалистическую метафизику и капиталистическую практику. Техника есть то, что заставляет представлять мир, общество и человека как машину, обращаться с ними как с машиной.
Техника сводит человеческий феномен к материи. Она разрывает его в картезианском дуализме на машину и животное, голую рациональность и голую жизнь (ибо и машина и животное — два хоть и по-разному, но одинаково чисто материальных феномена). Рациональное управление лагерем смерти и голая жизнь узников лагеря. Рабочий, сведенный абстракцией капитала к абстракции способности к труду: рациональность капитала, управляющая биомассой трудящихся. Биополитика.
Харт критикует картезианский дуализм, разорвавший целостного человека на сознание и тело, приведший к пониманию сознания на манер компьютера, а человеческого тела на манер животного. Поэтому он так много критикует компьютерную модель сознания и редукцию человека к биологической материи.
Хайдеггер тоже критикует картезианский дуализм. Тоже многое говорит о превращении человека в животное. О компьютере до его изобретения он говорит: после того как мышление стало вычислением, создание мыслящей машины — дело времени.
Киберпанк
В центре «Социума и синергии» Хоружего — проблема технологий. Они несет угрозу самому существованию человека как человека, считает Хоружий. Компьютерные технологии напрямую включают сознание в техносистему, грозят превратить человека в Киборга. Генные технологии способны напрямую менять биологическую природу человека, грозят превратить человека в Мутанта.
Компьютерные и генные технологии — два вида техники, напрямую работающие с человеческой природой, здесь техника завоевывает человека, здесь предел логики модерна, логики человека как рационального животного. Если на стадии тоталитаризма, биологическая природа человека управлялась техникой в концлагере, а сознание — пропагандистской машиной, то, несмотря на всю тотальность, это управление оставалось внешним. На стадии постмодерна управление человеком грозит стать внутренним. Капитализм, как мы говорили, сводит человека к машине-животному-вещи, но все же он напрямую не менял человеческой природы. Новые технологии позволяют ему это сделать.
Киберпанковская антиутопия рисует мир, где элиты смогут позволить себе трансформацию своего тела и сознания, оставляя человеческие массы прозябать, или модернизировать их как машины в труде, или заставляя их в качестве потребителей гнаться за улучшениями тела и сознания. Отчасти это и было всегда так. Сейчас элиты могут себе позволить здоровую еду, фитнес и медицинские услуги, саморазвитие, жилье в благополучных условиях (не только сами дома или квартиры, но места с хорошим воздухом и пр.). Массы же обречены на дешевую, вредную еду, жилье в плохих, вредных условиях, отупление как в труде, так и в отдыхе. Но новые технологии могут предельно заострить ситуацию к постпанковскому разделению человечества на расы «богов» и рабов, на невиданное раннее обострение классовой борьбы, когда ставкой будет не еда, жилье и пр., а новое тело, продление жизни, новые возможности сознания и тела. Но «где опасное, там и спасительное».
Скажем, развиваясь, техника всё более подчиняет себе человека. Но вместе с тем, всё более развиваясь, техника идет к автоматизации, то есть к чему-то, что освободит человека и от техники, и от природы, что освободит человека от нынешнего социального уклада. Высшее развитие техники — автоматизация — преодолеет логику техники. Разумеется, и автоматизация несет риски: если капитализм не будет преодолен, а автоматизация состоится, то — как многие опасаются — пролетариат в марксистском смысле (трудящиеся) превратится в пролетариат в древнеримском смысле (неработающий плебс); и прочие риски. На что здесь надо обратить внимание: это проблема не технологий, а социальной борьбы.
Человек с его богоподобием — раб природы. Техника есть освобождение от природных сил. Но человек попадает во власть технике (социальным и экономическим силам). Дело, стало быть, за освобождением и от техники. Подлинная свобода над природой достигается через подлинное овладение техникой, то есть через овладение социальными и экономическими силами.
Развитие производительных сил разорвет капитализм изнутри. Генные и компьютерные технологии есть доведенная до предела логика рационального животного, и тем она снимает сама себя. Техника достигает полного господства, захватив весь человеческий феномен, и тут все оборачивается навыворот: техника дала субъекту немыслимую свободу вплоть до свободы изменения собственной природы.
Киборг и Мутант
Рациональное животное: кибернетика (киборг) выявляет-снимает первое, генетика (мутант) выявляет-снимает второе: техника полностью овладевает человеком. Здесь метафизика окончательно свершается и тем самым преодолевается, и посему не бороться против техники надо — борьба заранее проиграна — а ждать Другого начала, что начнется за окончательным свершением Первого. Техника, ставшая столь сильной, что меняет человеческую природу, — она дарует человеку неслыханную свободу смены собственной природы. Этой логики, однако, Хоружий не разделяет и, вообще говоря, ставит вопрос совершенно иначе.
Он видит в Мутант-тренде и Киборг-тренде антропологическую угрозу — тренд видовой эвтаназии: движение к Постчеловеку. Мол, человек как вид здесь хочет уничтожить себя. Киборг и Мутант — уже не люди. И тут мы возвращаемся к вопросу о том, почему радикально разные существа, определяющие себя в разных размыканиях, все входят в категорию «людей». Сам Хоружий, считая Мутанта и Киборга не людьми уже, очевидно, отвечает так: «люди», хотя они и способны к самоопределению самих себя в практиках себя, изначально, однако, уже определены тем, что принадлежат к виду хомо сапиенс. Ибо Киборг и Мутант — не люди в силу того, что они уже биологически не хомо сапиенсы. Хоружий говорит: «Постчеловек — не человек по определению». Почему, собственно? — только потому что существо, идущее за хомо сапиенс, обозвали «постчеловеком»? В этом пункте синергийная антропология саморазрушается, или, точнее, здесь обнаруживается, что несмотря на декларацию неклассичности своих парадигм, она остается в плену у парадигм модерна.
Определяющим в антропологии оказывается принадлежность к виду, то есть побеждает биологизаторская логика, логика человека как животного. Логика материализма. Эссенциалистская логика, отказаться от которой — главная задача философии Хоружего. Человек — это животное, принадлежность человека к человечеству регистрируется наукой, и наука же регистрирует выход за пределы человеческого. В таком подходе уже нет человека в качестве человека, а есть особь определенного вида.
Но если главное в синергийной антропологии верно и человек есть бессущностный ансамбль практик себя, то Киборг- и Мутант-тренды уничтожают определенный биологический вид, но никак не человека. Напротив, человек здесь достигает триумфа: снимая свою первичную определенность биологической природой, он становится только и исключительно бессущностным ансамблем практик себя, чистой свободой. Техника достигает полного господства, захватив весь человеческий феномен, и тут все оборачивается: техника дала субъекту немыслимую свободу вплоть до свободы над собственной природой. Не расчеловечение, а максимизация собственно человеческого. Человек становится субъектом свободы, а не вида. Как раз таки только у Киборга и Мутанта синергийная антропология будет работать на полную, как не работает она сейчас, ибо сейчас, несмотря на все практики себя, мы остаемся особями вида хомо сапиенс, что не является продуктом какой-либо практики себя. И мы здесь можем понять «провиденциальную» суть модерна: надо было в человеке отделить сознание от животного (машину и зверя), чтобы свободный ум мог изменять животное. «Изменяя генетику хомо сапиенс, вы изменяете человека» — в материалистической метафизике — да, но не в синергийной антропологии, где человек понимается радикально не-сущностно, понимается энергийно как ансамбль практик: тем самым с изменением генетики человек не только не преодолевается, а только впервые выходит на сцену собственно как человек.
Таким образом, Мутанты и Киборги — люди, и в важном смысле более люди, чем хомо сапиенсы, привязанные к своему виду. Разумеется, биологические и компьютерные технологии ведут к целой прорве социальных, экономических, политических, культурных, этических и т. д. проблем. Но в Киборге и Мутанте, несмотря на эту прорву проблем, нет философских и теологических проблем принципиального рода.
Практика себя есть аутотрасформация, «захватывающая всего человека в целом, на всех уровнях организации его существа», — то есть это определение Хоружего будет работать на полную только с возможностью менять нашу биологическую природу. Таким образом, Постчеловек — это актуализированный человек, а историческое человечество было всего навсего предлюдьми.
Вернемся к религиозному измерению проблемы. Традиционные цивилизации замкнуты на мировую данность. Христианская цивилизация разомкнута к Бытию. Христианский человек есть нетождественный мировой данности, свободный, трансцендирующий субъект. Но если в Киборг- и Мутант-трендах свобода приобретает неслыханный размах, если в них человек приобретает свободу над собственной природой, и если эти тренды родились в (пост)христианском мире, то они, безусловно, есть торжество христианства. Это христианство расколдовало мир. Это оно скинуло всех богов. Это оно считает человека свободным существом. Это оно запустило историю Запада, приведшую к Киборг- и Мутант-трендам. И, конечно, угроза возрастает, ибо возрастает свобода: когда-нибудь мы станем перед выбором между абсолютно спасительным Христом и абсолютной гибельным Антихристом, предельным свободным выбором — к этой точке идет история.
Кибернетика и генетика дарят нам свободу над стихиями сознания и рода. Но сами кибернетика и генетика подвластны социально-экономической стихии. И свобода, даруемая ими, не будет принадлежать человеку, пока человек не покорит социально-экономическую стихию, то есть перейдет от этой стихии (свободного рынка, капитализма) к управлению ей (посткапитализм). Примат технологии над антропологией — неверный диагноз, раз технологии — специфически человеческая активность: то, что пытаются описать и Хоружий, и Хайдеггер, — это отчуждение, драма свободы. Трансгуманизм — если он действительно грядет — не будет «технизацией» людей, если сама техника будет «очеловечена», то есть подконтрольна свободе людей, подконтрольна обществу, а не стихиям; тогда и изменение человеческой природы будет победой над стихией — уже над стихией самой человеческой природы, будет реальной победой духа над плотью. «Экономика», «политика», «наука», «техника» — все это не самостоятельные сущности, а разные грани общества, то есть взаимоотношений людей.
Иначе: язычество (замкнутость на мировую данность, то что я считаю подлинной онтической антропоформацией) есть поклонение стихиям (богам). Христианский Онтологический Человек отвергает богов ради поклонения Абсолютной Личности Бога. Человек модерна, атеист-материалист как неверящий в Бога, но тем не менее не верящий и в богов, хотя бы в таком «детском» «арифметическом» смысле ближе к христианству: он полухристианин как неверящий в богов, и полуязычник как неверящий в Бога. Роль человека модерна в том, чтобы сокрушить идолов реально, чтобы освободить человека от власти стихий: так реально скинувший богов новый человек сможет реально соединиться с Богом.
Ангелы
Постчеловек — смерть человека, считает Хоружий. Но ведь все религиозные практики — согласно самому же Хоружему — искали аутотрасформации, то есть преодоления человеческого, практики себя есть производство постлюдей. Аскет меняет собственную природу, выстраивает новую. Трансгуманизм — вечная мечта человека, и именно религиозная мечта. Впрочем, Хоружий вскользь упоминает схожесть религиозных практик с практикой техноаутотрасформации, он в принципе допускает возможность их сотрудничества, не отказывает Киборгам и Мутантам в возможности различать Бытие от сущего, то есть возможность к практикам себя (что очевидно, ибо они сами суть продукты практик себя): иными словами, теоретически возможны Киборг- и Мутант-исихасты. Впрочем, Хоружий отказывает Постчеловеку в специфически человеческих практиках чувств, искусства, общения — совершенно неясно почему. Если синергийная антропология верна в своем определении человека как существа самооопределяющегося, то Постчеловек — человек, ибо он самооопределяющееся существо, и детализируя: если перед нами свободное самосознающее материальное смертное существо, то это человек, пусть он и не особь хомо сапиенс.
Человек тварен, ему дана природа. Но вместе с тем, человек богоподобен, свободен, то есть способен к воипостазированию Божественной природы, к смене собственной природы. Человек создан как способный себя менять. Именно эту операцию (восточнохристианские духовные практики) изучает синергийная антропология.
Хоружий вскользь упоминает секс-меньшинства, мутации генедеров и пр., видя в них все тот же антропотренд видовой гибели, разложение человеческого. На самом деле нет множества гендеров, а секс-меньшинства были всегда, но, как обычно, гуманитарная сфера опережает естествознание, набрасывая схемы будущего человечества: и во всей гендерной кутерьме можно увидеть грядущую технотрасформацию человеческого рода — преодоление Рода, как у ангелов, свобода от мира (природы, материи), как у аскетов.
Аскет меняет собственную природу, входит в ангельский чин, обретает ангельский образ. Киборг есть чистый интеллект, как и ангел. Общение, соборность чистых интеллектов — так можно описать и ангельские Небеса, и общение киборгов. Мутант есть единственный представитель своего «вида», продукт творчества биологических технологий, не совпадающий ни с сапиенсами, ни с другими Мутантами. Согласно средневековой ангелологии, в ангеле совпадают субъект, вид и род: в этом смысле ангелы не имеют природы (родовой), или каждый ангел имеет свой, так сказать, «гендер», собственную индивидуальную природу (противоречие в терминах, ибо субъект есть различие одинаковых по роду существ, а природа есть общее субъектов одного рода — но в ангелологии это всё сливается в одно). Ангел сам себе вид, единственный представитель своего рода. Короче говоря, Мутант структурно совпадает с ангелом. Постчеловек как предел Мутант- и Киборг-трендов есть ангел: свободный от стихий (природы, материи) чистый интеллект, в котором совпадают субъект, вид и род.
Средневековая аскетика с ее ангельским житием была программой; для ее осуществления в модерне понадобилось разорвать человека на животное и машину для того, чтобы в грядущем трансформировать человека в ангела. Технизация человека есть его ангелизация. Вот что значит: то, что провозглашалось в Средние века, то реализуется в Новом средневековье. Разумеется, раз Конец истории есть точка совпадения Антихриста и Парусии, и соответственно, если одна линия «антропогенеза» идет к ангелу, то другая должна вести к бесу (вот вам и антропоугроза). Постлюди — ангелы и бесы. Всё это, разумеется, чистая фантастика, которую я здесь привожу только ради того, чтобы проиллюстрировать, что то, что разбирает Хоружий, можно понять прямо противоположным ему образом. Говоря более осторожно, технизация человека в пределе есть его антропологизация, окончательное вочеловечивание: свобода побеждает материю.
Управление антропотрендами, по Хоружему, в сухом остатке сводится к борьбе с ними. Они «угрожают Человеку», давайте с ними бороться. Но консерватор всегда проигрывает, открывшиеся возможности всегда будут реализованы. Консервативный взгляд Хоружего на антропотренды, консервативное желание им помешать — этот взгляд и это желание лежат в его чисто консервативной схеме деградации человека от Онтологического к Виртуальному.
Чтобы наметить пути к посткапитализму, нам надо разобраться с понятием виртуального, которое мы несколько раз уже упомянули, не расшифровав.
Киборг и Мутант — это всё же будущие возможности, они существуют пока только как предполагаемые пути. А вот что существует — так это виртуальное пространство, виртуальные практики, Виртуальный Человек, завершающий деградацию человека по Хоружему, и увенчивающий развитие человека по нашей логике. Об этом в следующий раз.
Гигерич и Секацкий много писали и технологиях как прямом исполнении задач, поставленных христианством, в частности о технотрансформации («пересборке тела») как реализации христианской аскетики.
Здесь можно познакомиться с книгами, статьями и лекциями Сергея Хоружего.
