на наш Телеграм
Говоря о сериале «Новый Папа», мы упоминали гостеприимство по отношению к Мессианской Справедливости, эту Справедливость как недеконструируемое условие деконструкции; говорили о «любовной истерии», характеризующей современность; увязывали темы любовной истерии и социальной справедливости с религией. Все это можно увидеть и в библейских рассказах о Содоме (19-я глава Книги Бытия), и о левите с его расчлененной наложницей (19-я глава Книги Судей).
Мы говорили, что тайным, бессознательным центром «Нового Папы» была справедливость, гостеприимство к «жалким», к нищим («бедность и Бог для меня одно и то же»), вытесненное и подмененное тематикой «любовной истерии». Но ведь с современным пониманием истории Содома происходит то же самое.
Страннолюбие, ненасилие, целомудрие
Гостеприимство Авраама: гостеприимство к Другому по преимуществу, к трем ангелам, вестникам Бога (или, по популярному толкованию, три ангела — образ Бога, образ Троицы; Блаженный Августин, например, допускал возможность толкования ангела, оставшегося с Авраамом, как образа Отца, а двух ангелов, пошедших в Содом, как образов Сына и Духа). Лот тоже страннолюбив, гостеприимен. Праведность тем самым есть страннолюбие (хорошее слово, ибо в современном звучании оно покрывает все смыслы нашей темы: действенное принятие других во всей их странности, а другой — по определению странный). Содомский грех есть грех против страннолюбия. Как мы примем Гостя, Странника? Постороннего, незнакомца? Нищего, чужестранца, Бога?
Иоанн Златоуст выводит мораль истории о Содоме: «мы же, слыша это (повествование), будем иметь великое попечение о своем спасении; будем избегать подражания беззаконию содомлян, напротив» — что сделаем, какой грех не будем совершать, какой порок отринем? — «поревнуем страннолюбию этого праведника». О мужеложестве ни слова: «будем принимать странников, не смотря никогда на их видимую незнатность. Если с таким расположением души будем оказывать гостеприимство, то, может быть, когда-нибудь и мы удостоимся принять под видом людей таких странников, которые обнаружат в себе достоинство ангелов». Действенное принятие посторонних — шанс на встречу с ангелами.
Василий Великий: «содомляне, когда справедливо рассуждающий Лот старался избавить принятых им странников, не послушали его, говоря: пришел еси обитати, еда ли и суд судити? (Быт 19, 9), так и [люди эпохи Нового Завета] не послушали правдивого Судию, вопия: распни, распни, истреби Его с земли (ср.: Ин 19, 15). Но здесь гораздо большее злодеяние. Содомляне нагло поступали со странниками, ничем не оскорбившими их, а они поступили так с Тем, Кто оказал им в преизбытке великие благодеяния; содомляне — со странниками, а они с Тем, Кто во своя прииде (ср.: Ин 1:11); содомляне — с Ангелами, а они — с Богом». Другость незнакомца — его богоподобие, отвергая другого вы отвергаете Бога. Содомский грех — грех неприятия другого.
Подлинное понимание истории Содома вполне ясно, ведь само Писание более чем четко доносит его: «вот в чем было беззаконие Содомы, сестры твоей, и дочерей ее: в гордости, пресыщении и праздности, и она руки бедного и нищего не поддерживала» (Иез 16:49). Содомский грех есть грех социальной несправедливости.
Но почему же почти тотально под содомским грехом понимается сами знаете что, а не гордость, пресыщенность, праздность, нестраннолюбие, социальная несправедливость?
Разумеется, в истории Содома есть сексуальная составляющая: содомляне хотели изнасиловать ангелов. Изнасилование — крайняя степень зла, крайняя степень агрессии (агрессия в том, что должно служить любви, агрессия в самом личном, интимном). Мы прекрасно знаем, что палачам, садистам и пр. мало просто избить человека, надо его еще и унизить, и нет здесь средства лучшего, чем сексуальное унижение. Или другой пример: матерщина есть использование языка секса как языка подчинения и агрессии. История Содома есть история вот про это всё, а не про мужеложство. Если здесь и видеть какое-то мужеложство, то по типу того, что бывает в тюрьмах и прочих закрытых мужских коллективах: средство поддержания иерархии насилия, а не «гомосексуальность». Но в любом случае, совершенно ненормально видеть в содомлянах гомосексуалов в первую очередь, забывая их главный грех — насилие. Содомский грех есть грех насилия, сексуального насилия.
Содомляне хотят изнасиловать ангелов: не такую же плоть, как у них («гомосексуальность» когда-то по-русски переводили как «равнополость»), а иную плоть, здесь некая антигомосексуальность. Грех блуда достигает каких-то метафизических, теологических масштабов: похоть переваливается через мирские границы. Похоть, направленная на самого Бога: религиозная похоть, религиозно-сексуальная оргия (вещь далеко не редкая в язычестве); Бог как жертва сексуального насилия. Блуд в Библии означает не только грехи сексуальности, но и используется как метафора поклонения идолам, измены Богу. Содомский грех есть специальный грех религиозного блуда.
Религиозный блуд — актуальная тема Ветхого Завета. Ветхий Завет ведет войну против храмовой проституции и прочих сексуально-религиозных практик язычества. Монотеизм есть расколдовывание мира, свержение идолов, перенаправление религиозных потребностей к Тому, Кто единственно этого заслуживает — к немирскому, неотмирному Богу. Кроме прочих идолов, надо было свергнуть и идол секса, надо было перестать обожествлять всё мирское, включая секс. Библия спасла секс от скверны, очистила его: целомудрие не против секса, а против насилия. Целомудрие есть очищение, освобождение секса в двух аспектах: надо было сначала расколдовать секс, выбить его из религии, чтобы относится к нему как к чему-то естественному, то есть относится к нему чисто этически.
Если все «религиозное» отнести к Богу, что является прямым требованием Писания (обратное этому — идолопоклонство), – то что останется от религии? Этика и только этика, императив нравственного переустройства мира. Вот почему Библия переполнена призывами к праведности, миру, социальной справедливости, целомудрию, идолоборчеству. Идолоборчество есть негативное условие позитивной программы социальной справедливости: такова Библия, таковы и социальные движения Нового времени, которые всегда так много усилий посвящали женскому вопросу, безнравственности проституции (как буквальной, так и косвенной — товаризации сексуальности), нравственному, а не принудительному браку и пр.
Борьба с религиозным блудом — одна актуальная для того времени черта истории о Содоме. Другая — важность добродетели гостеприимства, для современных людей не очень внятная, но крайне актуальная для древнего мира, лишенного современных социальных, правовых и пр. систем. С этим же связан архаический элемент «гостеприимного гетеризма» (Лот предлагает насильникам своих дочерей, левит и его гостеприимный хозяин — наложницу левита и дочь хозяина: в том патриархальном мире женщины считались частью собственности главы семейства; это, повторим, архаические черты, Библия в целом, разумеется, все это совсем не одобряет): с одной стороны, очень важно защитить гостей, с другой стороны, «сексуальное гостеприимство» — распространенная практика древности.
Абсолютно те же самые смыслы находим и в истории левита. Левит — фигура религиозно окрашенная, как и ангелы в Содоме. «Познать» его хотят в этом качестве. Грех жителей Гивы тоже не мужеложство, а, по словам самого левита: «меня намеревались убить, и наложницу мою замучили, надругавшись над нею, так, что она умерла»: убийство и изнасилование странников. Перед нами вполне традиционные гетеросексуальные убийцы-насильники. Нестраннолюбие, насилие, религиозный блуд: обе истории об одном.
Как Содом с Гоморрой борется
Если мы попытаемся найти нечто подобное в современном христианском мире (а не у язычников и сектантов), то подходит, пожалуй, педофилия и прочие сексуальные грехи священников.
Льюис где-то предлагает такую сценку: мужчины сидят в пабе и рассказывают о своих сексуальных похождениях. Смех, шутки, подколки. Ничего в этом хорошего нет, но это человеческое, грех-слабость. Но если один из них начнет рассказывать о своих похождениях с гордыней, с превозношением над другими, здесь начнется что-то другое: шутки прекратятся, тепло животной слабости сменится бесовским холодом. Животный грех блуда, перешедший в гордыню, много страшней: здесь открываются некие метафизические области. Педофилия, разумеется, есть предельная гнусность, но, свершаемая священником, она приобретает черты метафизические, черты кощунственного религиозного действа. Или более мягкий пример: одно дело быть мужеложником, совершенно другое — быть мужеложником-клириком, с кафедры обличающим «современный разврат». Это уже бесовщина. Клирик-педофил максимально нестраннолюбив, ведь его жертвы рассчитывали на Гостеприимство Церкви, он — насильник в религиозном пространстве, истинный «содомит» (разумеется, и в случае если его жертвы женского пола).
Возьмем более широко. Вся современная возня с ЛГБТ, борьбой с ЛГБТ, защитой ЛГБТ и прочее — все это в каком-то смысле содомитское смешение религиозного и сексуального, контрабанда сексуального в области, где ему не место. Когда Церковь и другие силы ведут борьбу за «традиционные ценности» против «ЛГБТ-атаки», но не ведут борьбу против гордости, праздности, пресыщенности, не ведут борьбу за нищих, а, как сказали бы многие, «освящают» гордость, праздность, пресыщенность сильных мира сего и сами во многом горды, праздны и пресыщены, — вот это настоящий Содом.
О содомском грехе как грехе религиозного измерения писал Максим Исповедник и писал, что интересно, в контексте традиционного православного благочестия, писал о монахах и клириках: «Исайя прозря, как мы, монахи, совершаем свои службы только телесно, о духовном же служении Богу нерадим, несмотря однакожь на то надымаемся, говорил: услышите слово Господне, князи содомстии внемлите закону Божию, людие Гаморрстии», «то, что сказал Господь наш, сетуя на фарисеев, я прилагаю в отношении к нам, нынешним лицемерам. Не связываем ли и мы бремена тяжкие и неудобоносимые, и не возлагаем ли их на плечи людей, а сами и перстом не хотим дотронуться до них (Лк 11:46)? Не делаем ли мы все дела свои, чтобы показаться перед людьми (Мф 6:5)? Не любим ли мы восседать на первом месте на трапезах и сонмищах и называться от людей «Равви, Равви», а тех, которые не слишком рьяно отдают нам [такую честь], не делаем ли мы смертными врагами? Не взяли ли мы ключ ведения и не закрываем ли [им] Царство Небесное перед людьми, вместо того чтобы и самим войти, и дать войти им? Не обходим ли мы море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случается, делаем его сыном геенны, вдвое худшим нас (Мф 23:15)? Не вожди ли мы слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие (Мф 23:24)? Не очищаем ли мы снаружи чаши и блюда, а внутри полны хищения, жадности и невоздержания (Мф 23:25)? Не даем ли и мы десятину с руты, мяты и со всякой зелени, пренебрегая судом и любовью Божией (Мф 23:23)? Не подобны ли мы гробам закрытым, снаружи показываясь людям праведными, а внутри преисполненными лицемерия, беззакония и всякой нечистоты (Мф 23:27–28)? Не строим ли мы надгробий над могилами мучеников и не украшаем ли раки Апостолов, а сами уподобляемся убийцам их? И кто не возрыдает над нами, пребывающими в таком положении? Кто не оплачет таковое наше пленение? Взлелеянные в пурпуре, мы облепили себя навозом, и увеличилось беззаконие наше паче беззаконий Содомских», — пишет преподобный Максим о православном духовенстве.
Другой пример смешения человеческой слабости и бесовщины — морализирующая агрессия. Организации вроде «Сорок сороков» или «Лев против» свою агрессию, свое гопничество, свое хамство прикрывают теми или иными моральными или даже религиозными мотивами. Быть в гневе, быть порабощенным страстью гнева, страстью осуждения ближних — уже плохо, но плохо вдвойне, когда ты стыкуешь страсть гнева с «моралью». Это уже бесовщина, уже прелесть, духовный морок. Другие примеры «морализованного» греха гнева и осуждения — программы вроде «Пусть говорят», «моральное» беснование в комментах и пр.
Или когда леволибералы борются за права ЛГБТ и прочих меньшинств, но не борются за трудящихся, сами будучи гордыми, праздными, пресыщенными, поддерживая систему гордыни, праздности и пресыщенности, — это настоящий Содом, тот же самый Содом, что и у защитников «традиционных ценностей». И те и те — содомиты, или, скажем так, здесь борьба Содома с Гоморрой. Что леволибералы, что их правые оппоненты — и те и те морализируют мимо настоящих добродетелей и пороков. И те и те совершают антибиблейский жест: возводят секс в идол, чтобы во имя его творить зло.
Подлинный конфликт
Вообще, вдумаемся в диагноз Иезекииля: сильные мира сего праздны — ибо другие трудятся, пресыщены — ибо трудящиеся ограблены, горды — за счет ограбленных трудящихся («быдла», «нищебодов» и пр.). Главный и в каком-то важном смысле единственный конфликт — это конфликт между гордыми и нищими. И мы знаем, на какой стороне Господь. Богородица: «величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение Рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды; что сотворил Мне величие Сильный, и свято имя Его; и милость Его в роды родов к боящимся Его; явил силу мышцы Своей; рассеял надменных помышлениями се́рдца их; низложил сильных с престолов, и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем; воспринял Израиля, отрока Своего, воспомянув милость, ка́к говорил отцам нашим, к Аврааму и семени его до века».
Теперь мы можем ответить на вопрос, почему история Содома так криво понимается — в ЛГБТ-духе, так сказать. Подлинный конфликт — конфликт сильных-богатых и смиренных-бедных. Чтобы этот конфликт закамуфлировать, вытеснить, забыть, скрыть, — нужно подсунуть другой, выдуманный: одни сильные будут защищать «геев», другие сильные с ними «бороться», но это всё нужно, чтобы сильные и дальше превозносились над нищими. Библейскую Весть о Боге, Защитнике нищих, Враге гордых надо извратить в какую-то «гей»-историю. История о том, как Господь уничтожил общество социальной несправедливости, превращается в историю о том, как Господь уничтожил общество гей-парадов. Нужно, чтобы одни превратили Библию в манифест гомофобии — для того, чтобы другие ее в таком качестве изобличали. Но Библии нет дела до наших «культурных войн». Вспомним же, что Христос предупреждал, что городу, не принявшему Его Вести, будет хуже, чем Содому.
Пророк Исайя использует образ Содома, чтобы разоблачить грех религиозного освящения социальной несправедливости, этот до сих пор весьма распространенный грех. От ярости Господа за угнетение бедных «религия» не поможет: «слушайте слово Господне, князья Содомские; внимай закону Бога нашего, народ Гоморрский! К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу. Когда вы приходите являться пред лице Мое, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои? Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие — и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите — и рассудим, говорит Господь».
Также Исайя использует образ Содома как образ политического могущества империй, которое Господь развеет: «и Вавилон, краса царств, гордость Халдеев, будет ниспровержен Богом, как Содом и Гоморра». То же делает и Софония: «слышал Я поношение Моава и ругательства сынов Аммоновых, как они издевались над Моим народом и величались на пределах его. Посему, живу Я! говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: Моав будет, как Содом, и сыны Аммона будут, как Гоморра, достоянием крапивы, соляною рытвиною, пустынею навеки».
Пророк Иеремия уподобляет Содому грешных религиозных лидеров, призывает не верить им: «в пророках Иерусалима вижу ужасное: они прелюбодействуют и ходят во лжи, поддерживают руки злодеев, чтобы никто не обращался от своего нечестия; все они предо Мною — как Содом, и жители его — как Гоморра. Посему так говорит Господь Саваоф о пророках: вот, Я накормлю их полынью и напою их водою с желчью, ибо от пророков Иерусалимских нечестие распространилось на всю землю. Так говорит Господь Саваоф: не слушайте слов пророков, пророчествующих вам: они обманывают вас, рассказывают мечты сердца своего, а не от уст Господних».
Активизм
Плюс к тому история о Содоме — это история о добродетели действенного принятия других и грехе насилия, в частности, сексуального насилия. Кто принимает других — не на словах, а на деле, кто против сексуального насилия, против сексуальной объективации («всякий, кто смотрит с вожделением…»), кто за социальную защиту, кто за жертв, а не за насильников, кто за реальный, а не медийный, «модный» феминизм, кто против харассмента, этого греха сильных против слабых, греха сексуального насилия и пр. — те праведны, те целомудренны. Те же, кто защищает «целомудрие» в отрыве от социальной борьбы, они всегда как-то скатываются в защиту изнасилования, их «традиционные ценности» всегда немножко отдают Содомом. Вообще, надо понимать, что в подлинной социальной борьбе не важны вопросы гендера, ориентации и пр., они поднимаются только в качестве частных примеров общего угнетения. Как только на поле остаются лишь частные примеры, а общее угнетение забывается, то разница между борцами-за и борцами-против стирается: они все выступают как агенты общего угнетения.
Наши социальные системы, «социальные государства» — современный способ исполнить добродетель Гостеприимства. В Средние века считалось, что, помогая нищему, ты помогаешь Христу: система социальной защиты есть система помощи нищим, то есть Христу. Не поддерживать ее — грех: «страннолюбия не забывайте; ибо чрез него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам» (Евр 13:2). Не быть действенно толерантным к другим — не быть толерантным к ангелам.
Лот в толковании Златоуста выходит прямо-таки активистом: «из опасения беззаконного намерения и нечестия [содомлян] праведник и сидел при дверях своего дома до вечера, чтобы не допустить никого из прохожих, не знающих этого, попасть в их сети. Со страннолюбием соединяя в себе и высокое целомудрие, праведник заботился о том, чтобы всех мимоидущих принимать к себе, и желал, чтобы никто не укрылся от него; таким образом, он принял и тех (путников), не как ангелов, а как обыкновенных людей».
Лот — активист, борец с насилием, защитник «мигрантов». И содомлян особо раздражает активизм праведника, как активисты вообще раздражают праздных и порочных: «и сказали: вот пришлец, и хочет судить? теперь мы хуже поступим с тобою, нежели с ними». Содомляне вспоминают, что Лот — сам мигрант, это в русле содомитского негостеприимства для них оправдание насилия, как для многих и поныне. Интересно, что гостеприимец в Содоме — мигрант, так же, как гостеприимец в Гиве — тоже мигрант (так же, как богоизбранный народ — народ-мигрант: «вы у Меня чужеземцы и поселенцы» (Лев 25:23). Мы все друг другу — другие, мигранты, носители другости, богоподобия.
Тотальный террор
Но главный «активист» — конечно, Господь. Ведь это Он не потерпел сексуального насилия, негостеприимства, гордыни, праздности, пресыщенности и социальной несправедливости. Он уничтожил Содом. Тотальный террор. Не «смирение» и «прощение» здесь нам внушает Писание, а борьбу не на жизнь, а на смерть, радикальную нетерпимость. Толерантность к другим (к ангелам), нетолерантность к насилию (к содомитам). Мы помним спор Авраама с Богом: Авраам желает отвратить тотальный террор против Содома, но Бог — за террор против агрессивных, праздных, пресыщенных, гордых угнетателей нищих.
На частый аргумент, произносимый в подобных случаях: это, мол, Господь, Ему можно, это не призыв к людям, не образец действия, — можно ответить историей левита, совершенно аналогичной истории Содома.
Жители Гивы насилуют и убивают наложницу левита. Левит предпринимает нетривиальный медийный ход для привлечения внимания общественности: «он сказал ей: вставай, пойдем. Но ответа не было, потому что она умерла. Он положил ее на осла, встал и пошел в свое место. Придя в дом свой, взял нож и, взяв наложницу свою, разрезал ее по членам ее на двенадцать частей и послал во все пределы Израилевы. Всякий, видевший это, говорил: не бывало и не видано было подобного сему от дня исшествия сынов Израилевых из земли Египетской до сего дня. Посланным же от себя людям он дал приказание и сказал: так говорите всему Израилю: бывало ли когда подобное сему? Обратите внимание на это, посоветуйтесь и скажите». Эпизод о важности медийного освещения греха, сексуального насилия в частности.
Медийная кампания удалась: «и восстал весь народ, как один человек. И послали колена Израилевы во все колено Вениаминово сказать: какое это гнусное дело сделано у вас! Выдайте развращенных оных людей, которые в Гиве; мы умертвим их и искореним зло из Израиля. Но сыны Вениаминовы не хотели послушать голоса братьев своих, сынов Израилевых». Как и часто бывает, общность, к которой принадлежат насильники-убийцы, не хочет выдавать своих (как сейчас не хотят сдавать своих те или иные корпорации, институты, религиозные организации и т. д.). В Израиле начинается гражданская война во имя Бога-Справедливости: «и поразил Господь Вениамина пред Израильтянами, и положили в тот день Израильтяне из сынов Вениамина двадцать пять тысяч сто человек, обнажавших меч». После победы — тотальный террор: «Израильтяне же опять пошли к сынам Вениаминовым и поразили их мечом, и людей в городе, и скот, и все, что ни встречалось [во всех городах], и все находившиеся на пути города сожгли огнем».
Итак, что в истории Содома предстает чудесным вмешательством Господа, то в истории левита — конкретной политикой. И чудо Божье по содержанию то же, что и политика. Что в одном случае делает Бог, то в другом, аналогичном, случае делает общество. Повторим: эта история не о мужеложстве, а о насилии над слабыми и другими, история изнасилования и убийства. Не на мужеложников направлен этот экстраординарный, вдохновленный Справедливостью гнев Господа и Израиля — и то, что мы этого не видим, а видим какие-то сексуальные штучки, много говорит о нас.
Этот текст, в общем-то, рассказывает общеизвестные вещи, смотрите или слушайте, например, лекцию Якова Эйделькинда.
Может быть, лучшая «экранизация» истории о Содоме — «Догвилль» Ларса фон Триера: Благодать посещает Собачий Город; ее насилуют; Справедливость уничтожает Город.
Смотрите раздел современных толкований Ветхого Завета, там мы собрали множества книг и лекций самого разного толка.
Читайте другие статьи о Ветхом Завете, где мы пытались показать социальное учение Библии:
Связке религиозного-социального-сексуального мы посвятили целый цикл.
