Представьте себе женщину из далекой Америки. Она выросла в небольшом городке в католической семье, затем жила в Чикаго, ходила в разные протестантские церкви. И вдруг решила обратиться в православную веру. Не найдя понимания в собственной семье, не имея поддержки в виде православных знакомых, вопреки собственной социофобии – все-таки нашла свой храм, свою Церковь. О том, как современной американской женщине жить не самой простой жизнью православной прихожанки, как матери четырех детей находить время для церковной жизни, как феминистке входить всей душой в древнюю традицию, описывает – ярко, образно и искренне – Анжела Долл Карлсон в своей книге “Почти православная” (М.: Никея, 2019), отрывок из которой мы публикуем.

Он кричал мне с другого конца парковки. Сначала я не могла разобрать слова, однако понимала, что, во-первых, этот человек обращается ко мне, а во-вторых, он сердится. Я тоже злилась, пиная ногами ворох валявшихся на земле осенних листьев. Их роняло дерево, стоявшее недалеко от нашей машины, припаркованной рядом с колледжем в городке Маунт Сейнт Джозеф.

Моя мама в это время спешила к так называемому «корпусу искусств», где ей предстояло давать уроки фортепьяно. Я с ней не пошла, потому что не желала ждать ее в тесном коридоре. Я хотела домой, в свою комнату, где можно поиграть или почитать. Сидеть на жестком стуле на музыкальном факультете мне совсем не улыбалось, вот я и бродила по парковке и пинала ногами палую листву, укрывавшую свежие саженцы кустов и деревьев. А незнакомого мужчину это взбесило. Я остановилась и повернулась к нему. Он подошел ближе, и теперь я уже могла расслышать его окрик: «Эй, мальчик, перестань!».

Наверное, его ввели в заблуждение доставшиеся мне от старшего брата старые джинсы и простая футболка, а также короткая стрижка в стиле Дороти Хэмилл (американская фигуристка, олимпийская чемпионка). Так или иначе, я не стала его поправлять. Я сунула руки в карманы и побежала вслед за мамой. Это был первый раз, когда меня приняли за мальчика.

«На литургию необходимо надеть самый лучший воскресный наряд», – написала мне Дженет. Мы с ней были знакомы лишь заочно. Я искала православный храм в Чикаго и мечтала о том, чтобы в нем у меня уже был «кто-то свой». Когда в общине у тебя изначально есть хоть один знакомый человек, в нее легче влиться. Дженет дружила с моей чикагской подругой. Никакого более близкого «инсайдера» мне найти не удалось. Православный приход, который она рекомендовала, находился далеко, почти за чертой города. Вообще-то я надеялась, что не придется ездить в такую даль, и все же решила попробовать.

Далее в ее электронном письме говорилось: «Мужчины обычно приходят в костюмах, а женщины в юбках». Я содрогнулась при мысли, что кто-то диктует мне, что надеть. Мой внутренний панк-рокер встал на дыбы, только подумав о том, что «лучший наряд» автоматически предполагает юбку. Мне нравятся юбки, но я не люблю, когда мне указывают, что носить.

В Нэшвилле отец Григорий предупреждал лишь, что прихожане должны являться на литургию, одетые «корректно». Некоторые женщины предпочитали приходить в юбках и покрывать голову, но это было оставлено на их усмотрение. У Иоанна Златоуста правила были примерно такими же. Мне не понравилось письмо Дженет, и все же я решила выполнить все условия и полезла в шкаф, чтобы найти подходящую одежду для первого визита в православный приход в Чикаго.

Можете мне поверить: я была единственной женщиной в этой церкви, одетой в юбку и черные армейские ботинки фирмы «Доктор Мартинс». По своему обыкновению я села на скамью в самом конце и окинула взглядом храм. Прихожане, в основном, немолодые. Пение хора медленное и заунывное. Знакомый тяжелый запах ладана бьет в нос. Я стала подпевать собравшимся, повторяющим «Господи, помилуй». Потом некоторое время переминалась с ноги на ногу, стоя среди общинников. Внутри меня все клокотало от гнева и разочарования. Когда все стали проходить вперед перед причастием, я выскользнула за двери и пошла к машине. Я решила не искать Дженет и старалась никому не смотреть в глаза.

Приехав домой, я написала о своих впечатлениях православным друзьям и попросила у них совета. Все они жили далеко, даже не в соседних штатах, а дальше, и в тот момент я особенно остро ощущала разделявшее нас расстояние. Мне было одиноко и горько. В своем электронном письме я просила прощения за свой эгоизм и постоянное беспокойство о себе, любимой. Но мои друзья, мудрые люди, наверняка найдут, что ответить, чтобы развеять мои сомнения. Если они сочтут, что мне надо вернуться в этот храм, отказавшись от своих бунтарских претензий, я подчинюсь. Пока я писала, мне самой стало ясно: слишком уж мелкий повод я выбрала, чтобы с первого визита отвергнуть общину, которая могла бы стать мне домом. Разве можно отвернуться от нее только потому, что туда надо приходить в юбке? И все же этот вопрос не давал мне покоя. Отчего же то, во что я одета, оказалось столь важным?

***

«Попробуй что-нибудь другое. Сходи куда-нибудь еще», – предлагала мне Марсия, когда я только начала прокладывать дорогу к православию.

С ней мы тоже были незнакомы лично, все наше общение было «электронным». У меня возникало множество вопросов, ответы на которые я хотела получить от современной женщины, следующей древней традиции. Некоторые ответы я уже узнала: что-то услышала от священника и даже от епископа, а также от случайно встреченного поэта и от одного приятеля, который тоже недавно перешел в православие. С ним меня познакомили друзья на одной вечеринке. Но мне хотелось поговорить с кем-то, кто был «в моей шкуре», в очень похожей на мою ситуации, то есть погрузился в совершенно новый для себя мир и не потерял себя.

Поэтому я спросила у Марсии про юбки и про требование покрывать голову, с которым я столкнулась в том самом пригородном чикагском приходе. А еще рассказала ей о внутреннем протесте, который вызывает во мне определенное отношение к женской физиологии. Не знаю, какой реакции я от нее ожидала: может, мудрого совета, который поможет мне превозмочь себя; может, жесткой критики, которую мне необходимо принять к сведению, чтобы продвигаться дальше. Я ведь хорошо знаю себя, все свои недостатки и особенности своей бунтарской натуры. И я открыла все это собеседнице, чтобы она была во всеоружии и знала, чем оперировать, призывая меня смириться и подчиниться.

Однако Марсия просто посоветовала мне съездить в другой храм, и я последовала ее рекомендации.

В Чикаго много православных церквей, есть из чего выбирать. Но как понять, какая окажется мне духовно близкой? На первый взгляд казалось, что общины отличаются лишь этнической принадлежностью. Среди них были греческие, русские, коптские, украинские церкви.

До того, как я побывала в храме, где принято надевать «лучший воскресный наряд», я уже посетила три других прихода, выбрав их практически наугад. Точнее, я выбирала их по имени святого, которому посвящена церковь, оценивая, насколько мне симпатичен этот святой. И еще, конечно, я учитывала, близко ли они расположены к моему дому. Одна община показалась мне слишком строгой, в другой отношения были слишком церемонные, в третью слишком далеко было ездить. В общем, я все отвергала, как капризная принцесса.

Я ждала, что Марсия скажет: нельзя быть такой привередливой, нельзя придавать такое значение местонахождению храма и требованию приходить в юбке. Все это мелочи. Возможно, просто не существует идеальной общины, которая подошла бы мне по всем параметрам. Поэтому надо выбрать одну из них и прекратить ныть.

Вскоре после этого я нашла еще один сравнительно небольшой приход довольно близко от дома. У него был свой сайт, и я принялась внимательно вглядываться в лица прихожан на фотографиях. Община казалось довольно современной, в нее входили очень разные люди, они казались приветливыми и открытыми. Правда, с парковкой у храма были проблемы.

Незадолго до того, как я отправилась на разведку в новую церковь, я открыла в себе кое-что неожиданное. Это позволило лучу надежды, ранее прятавшемуся за облаками, вдруг прорезать царившую в моей душе тьму. Я вдруг поняла, что в моем не признающем авторитетов и буйном характере было еще что-то, кроме неукротимого желания быть всем заметной, быть от всех отличной. Глубоко внутри жила другая я – мягкая и в то же время стойкая, уверенная и спокойная. Я и не подозревала в себе таких свойств!

Все дело в том, что я слишком много лет жила с убеждением, что моя ценность определяется тем, принимают ли меня другие. Я полагала, что если я умна, оригинальна, сумасбродна, загадочна, то мною заинтересуются и меня оценят.

Обдумав все это, я решила подойти к знакомству с новым приходом, не давая себе установку на провал, а заранее проникнувшись доверием к нему. Нужно было попробовать дать этой общине шанс, а не ставить на ней крест заранее. Тому, кто устал бороться, очень полезно просто попробовать положиться на Бога.

Я не стала готовиться к визиту в храм, писать электронные письма священнику, спрашивать кого-либо, нужно ли прийти в юбке и покрыть голову. Правда, я все равно надела юбку, но без армейских ботинок – просто потому, что стало тепло, а они слишком тяжелы и массивны для такой погоды. Я устала носить тяжелые ботинки, устала от постоянной войны с собой и с внешним миром.

И вот я приехала в церковь Христа Спасителя как раз к Трисвятому. Это песнопение включает в себя любая православная литургия. Голоса поющих гулко отражались от сводов храма. «Святый Боже», – разливалось вокруг, а изображенные на иконах и настенных росписях мученики внимали гармонии. «Святый Крепкий», – жития всех святых, с некоторыми из которых я лишь недавно «шапочно» познакомилась, сливались в единую историю. «Святый Бессмертный», – звуки мощным потоком омывали все мое тело: руки, грудь, голые ноги под трикотажной юбкой до колена. «Помилуй нас».

Я будто приросла к тому месту, где стояла. Мой голос присоединился к голосам возносящих хвалу. Это была моя самая любимая часть литургии. Я перекрестилась, тихо и незаметно входя в молитву, и присоединилась к общине верных. В тот момент меня поразила одна мысль: везде, в любой точке мира, где идет богослужение, каждый из нас может к нему приобщиться, войти в него сразу, в одно мгновение. И не важно, что на нас надето, что мы о себе думаем, кем работаем, что было у нас в прошлом и что ждет в будущем. Мы входим в литургию здесь и сейчас. «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Ныне и присно и во веки веков. Аминь… Святый Бессмертный, помилуй нас».

Церковь приветствовала меня Трисвятым песнопением. Собственно, ради этого я сюда и пришла. Я почувствовала, что оказалась дома. Все лишнее ушло, все ненужное перегорело.

Конечно, зерно бунта и сомнения всегда останется во мне, это моя характерная черта, врожденная особенность. Но отчуждение и страх покинули мое сердце по каким-то неведомым мне причинам. И стало совершенно неважно, надета ли на мне юбка и повязан ли платок на голову или я так же, как и много лет назад, рассекаю по городу в леопардовой жилетке с массивным ремнем и тяжелых берцах. Одежда здесь вообще ни при чем.