на наш Телеграм
Воздвижение Креста Господня: Крест — это «всё» христианства. Но только ли про Крест — праздник Воздвижения? Нет: главным образом он — про христианскую империю.
Праздник Империи
Крест Господень нашла Елена, мать императора Константина — так над Римской империей распростерся Крест. Сам же праздник «вошел в моду» после возвращения Креста из персидского «плена», когда император Ираклий победил персов. И здесь: победа христианской империи.
Проиллюстрируем этот тезис отрывками из богослужения. Вот два главных церковных песнопения этого праздника:
Тропарь
Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы православным христианом на сопротивныя даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство.
Кондак
Вознесыйся на Крест волею, тезоименитому Твоему новому жительству, щедроты Твоя даруй, Христе Боже, возвесели нас силою Твоею, победы дая нам на сопостаты, пособие имущим Твое оружие мира, непобедимую победу.
Это современные славянские тексты. А вот перевод с оригинала на русский:
Тропарь
Спаси, Господи, народ Твой и благослови достояние Твое, Победы царям На варваров даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим общество.
Кондак
Вознесшийся на Крест волею, Тезоименитому Твоему и ныне обществу Щедроты Твои даруй, Христе Боже; Возвесели силою Твоею Верных царей наших, Победы даруя им на врагов, В союзе имеющим Твое Оружие мира– непобедимое победное знамение.
Царей убрали из текста богослужения, когда они и вправду пропали из истории, то есть после Русской революции. Праздник христианской империи — как отмечать его, когда нет уже никаких христианских империй? И что вообще это за праздник?
Церковь и Империя
При Константине империя стала христианской — та же самая империя, что казнила Христа. Крест — орудие казни Римской империи, вознесена над этой же самой империей — при этом в Византии, к её позору, продолжали использовать распятие, как казнь.
«Победу даруй нашим царям — Твоим Оружием мира (Крестом)» — победу в войне оружием мира — вот противоречие.
Что общего у Церкви и Империи, которая гнала её триста лет после того, как распяла её Основателя? По мысли Аверинцева, обе — «глобалистские проекты»: расcчитаны на весь мир, универсалистичны. Эту мысль ярко раскрывает знаменитое рождественское песнопение: «Когда Август стал единовластным на земле, / прекратилось многовластие среди людей; / и с Твоим вочеловечением от Девы чистой / идольское многобожие упразднилось. / Одному мирскому царству подчинились страны, / и в единое владычество Божества племена уверовали». Всемирность — это общее. Всё остальное — различия. Обратимся к Писанию.
Когда древний Израиль стал просить себе царя, как у других народов, Господь реагирует однозначно, говоря: «отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними» (1 Цар 8:7). Народ отверг Бога ради царя.
«Вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так» (Мф 20:25-26) — так говорит Иисус, прямо противопоставляя Свое Царство Царству князей. А как иначе, если власть над царствами принадлежит Сатане (Лк 4:8)?
Итак, «христианская империя» — парадокс, почти оксюморон. Византийцы, конечно, понимали это: вспомнить хотя бы ссылку Иоанна Златоуста и других бесчисленных святых, пострадавших от «христианских» властей.
Пустой трон и мешочек праха
Но даже в императорском ритуале при всем обожествлении монарха жила эта мысль: пустой трон рядом с троном царя (на пустом должен был быть Христос — настоящий царь); чин венчания на царство, во время которого будущему императору преподносился мешочек праха и предлагалось выбрать мрамор для гробницы (интересно, что Иван Грозный, первый русский царь и убийца святителя Филиппа, отверг эти части ритуала).
Но с другой стороны: «между вами да не будет так» — пусть будет наоборот. То есть: несмотря ни на что, существует положительный идеал того, как должно быть устроенно христианское общество. И именно об этом мы молимся в праздник Воздвижения Креста: «Твое сохраняя Крестом Твоим общество».
Итак, тема нашей подборки — христианская империя, ее падение в XX веке, революция и вообще — христианское общество.
«О граде Божьем»
Блаженный Августин
Августин начинает свой великий труд со сравнения «нового» и «старого» обычая — христианских времен и языческих. Варвары взяли Рим, но варвары эти были христианами: и они пожалели тех, кто укрылся в христианских базиликах, и пускали туда всех, включая язычников.
Милосердие ко всем — вот «новое», христианское. Война, жестокость — вот старое. Войны были всегда, но не всегда были Женевские соглашения. Вот реальное христианское действование, которое в самом его начале подметил Августин. Это — исторический факт. Через него, однако, проглядывает новое фундаментальное различение «двух градов»: мирского (имперского) и Божьего (церковного).
Вот их различие: град земной, «который, стремясь к господству, сам находится под властью этой страсти господствовать» и град Божий — град смирения, кротости и любви. Град Каина и град Авеля.
Через ложный блеск Империи Августин провидит ее истинную сущность: «Что такое государства, как не большие разбойничьи шайки; так как и сами разбойничьи шайки есть не что иное, как государства в миниатюре. И они также представляют собою общества людей, управляются властью начальника, связаны обоюдным соглашением и делят добычу по добровольно установленному закону. Когда подобная шайка потерянных людей возрастает до таких размеров, что захватывает области, основывает оседлые жилища, овладевает городами, подчиняет своей власти народы, тогда она открыто принимает название государства, которое уже вполне присваивает ей не подавленная жадность, а приобретенная безнаказанность».
«Письмо своей Церкви»
Святитель Григорий Палама
Августин пишет в конце старого Рима и в начале нового. Палама — в конце Византии и в начале Османской империи. Учение же — одно и то же.
Вот, что он говорит о мусульманских завоеваниях: «Похваляется же этот нечестивый, ненавистный Богу и преступный род, что возобладал над ромеями благодаря своей любви к Богу, не ведая того, что этот мир лежит во зле (1 Ин 5:19) и над его большей частью господствуют чаще всего злые люди, рабы преисподней, силой оружия одолевающие соседей. Вот почему весь период до Константина, который, царствуя, воистину руководствовался любовью к Богу, идолопоклонники владели почти всей экуменой, а после него снова в течение длительного времени ею правили люди, которые ничем или почти ничем не отличались от них.
Пусть Магомет, отправившись с Востока, прошел победителем до Запада, но побеждал он войной, мечом, грабежом, порабощением, избиением людей. Из этого ничто не может исходить от Бога, Который добр. Скорее же это обусловлено волей человека и диавола, от начала являющегося человекоубийцей (Ин 8:44). Что же, разве Александр, отправившись с Запада, не покорил весь Восток? Однако и многие другие в разные времена, предпринимая военные походы, нередко овладевали всей экуменой. Никому же из них никакой народ не вверял свои души, как вы Магомету. Впрочем, он, и силу используя, и наслаждения предлагая, не привлек на свою сторону даже одной целой части экумены. А учение Христа, хотя и отвергающее почти все удовольствия жизни, охватило все пределы экумены и господствует среди тех, кто воюет с ним, без всякого насилия и, скорее, торжествуя над насилием, которое всякий раз противопоставляется ему, так что в этом заключается победа, мир победившая (2 Ин 5:4)».
Прп. Никодим Святогорец
«Толкование канона на Воздвижение»
Преподобный Никодим, создатель Добротолюбия, жил под османским игом, а совсем не под властью благочестивых царей. Поэтому его толкование характерным образом пропускает «имперские» коннотации канона и полностью перетолковывает его в аскетическом смысле, что может быть нам особенно интересно. Получается трактат по духовной жизни.
Эту книгу можно назвать итогом размышлений античных и средневековых христиан о христианской империи — одной универсальной единой империи и непременно Римской (Москва ведь тоже — «Третий Рим»).
Многие мысли Данте были и у Отцов. Например, про неслучайность того, что Христос родился при Августе, участвовал в его переписи, и был судим римским чиновником.
И главное, конечно, мечта — мечта о всемирной христианкой империи. У Данте как, может быть, ни у кого другого видна странность концепта «христианской римской империи». Например, он доказывает «весомость» Рима в глазах Божьих следующим рассуждением: если бы Империя не была всемирной и законной, она не могла бы вынести и привести в исполнение приговор Иисусу, а в Его лице — всему человеческому роду, без чего бы не было бы и спасения. Правда, странно?
«Византия и Русь:
два типа духовности»
С. С. Аверинцев
Статья выдающегося российского мыслителя Сергея Аверинцев про понимание христианской государственности в Византии и на Руси.
Византия навсегда заворожена чудом Константина — внезапной христианизацией «всего мира», Римской империи. Вплоть до своей гибели она не смогла вырваться из антиномий, следующих за этим.
И Русь, метавшаяся между разными моделями правления — от Бориса и Глеба, страстотерпцев, непротивленцев злу, до Ивана Грозного. Очевидно, что страна до наших дней не решила, какой же должна быть власть и что делать с насилием.
«Церковь и государство»
Отец Иоанн Мейендорф
Две статьи выдающегося исследователя о византийской государственности. Первая посвящена своего рода «символу» всех византийских императоров — Юстиниану, его религиозной политике: репрессиям в отношении мелких религиозных групп: самарян, язычников, отдельных ересей, и компромиссной политике в отношении иудеев и монофизитов.
Вторая посвящена идеологическим кризисам в Византии XI-XIII вв.
Ключевский о влиянии Церкви на общество
Лекция из курса «История сословий в России». Ключевский дает чисто фактический материал, но открывается поразительная картина: Церковь в Древней Руси радикально изменила социальный ландшафт — исчезло сословие рабов, поднялась роль женщины.
Более того, Церковь создала как бы второе государство, но на совершенно новых основаниях: «Наибольшей властью в нем облекались лица, отказывавшиеся от всех благ мира — монахи — иерархи. Наиболее привилегированными, то есть наименее обязанными, считались в нем люди наиболее беспомощные — убогие и бесприютные». Это была целая революция.
Несколько сочинений великого историка и исследователя русской религиозности:
— о русских святых князьях,
— о «республике Святой Софии» — Новгороде, православной республике
— о Иване Грозном и митрополите Филиппе,
— сборник статей «Судьбы и грехи России» — о постреволюционной России, свободе, социализме и христианской общественности.
Исторический роман Ивлина Во, повествующий о св. Елене, нашедшей Крест Господень. Во изображает Елену как безусловную святую — это стержень романа.
В целом же роман посвящен началу «константиновской эпохи», становлению «христианской империи» — и здесь Во с полной силой использует свой знаменитый талант сатирика. Империя стала христианской внешне, но не внутренне — и это, возможно хуже: зло, творимое язычниками, теперь творится от имени Христа. Лицемерие — одна из главных тем романа.
В одном письме Во писал: «Мне понравилась святость Елены из-за ее несовпадения с обывательским образом святости: Елена не была растерзана львами, не была «мистиком», не похожа на персонажа Эль Греко. Она только поняла, что Бог выбрал ее для дела, и она совершила это дело».
«Добро чрез историю человечества»
Владимир Соловьев
Разработанная христианская философия общества: личность и общество, национальный вопрос, уголовный вопрос, экономический вопрос, нравственность и право, смысл войны.
Отец Сергий — один из лидеров христианских социалистов, нерядовой участник революционного процесса в России, снесшего в конце концов последнюю православную империю. «Агония» — удивительный текст. Здесь, как будто из подсознания отца Сергия, вырывается глубинный монархизм.
Вот что он пишет после Октября: «Революцию я пережил трагически, как гибель того, что было для меня самым дорогим, сладким, радостным в русской жизни, как гибель любви. Да, для меня революция именно и была катастрофой любви, унесшей из мира ее предмет и опустошившей душу, ограбившей ее. Пусть смеются над этой трагической эротикой, которая все время составляла error in objecto, пока не погиб сам объект. Однако это было так. В предреволюционной России был такой безумец, который носил в сердце стыдливую и до конца никогда не высказанную трагику любви, которая все время и попиралась ее объектом. Я любил Царя, хотел Россию только с Царем, и без Царя Россия была для меня и не Россия».
Другой прекрасный пример того, как перевернула Революция былых революционеров. Мережковский, конечно, не монархист, — тем более интересно, как поменял он свои взгляды. В «Царе и революции» Мережковский с христианских позиций защищает не просто революцию, но крайне левый ее вариант. Но вот Революция свершилась — и он пишет «Царство Антихриста» — по одному названию понятно, как он воспринял Октябрь.
Но что в одном сборнике, что в другом — главная мысль о религиозной общественности:
«Церковь “аполитична”, потому что “Царство Мое не от мира сего”? Да, Царство Его не от мира идет, но входит в мир, да еще как: все царства мира от этого вхождения рушатся. Загляните в “Апокалипсис”: там вы на каждой странице увидите, как страшно Царство Его входит в политику, — о, конечно, не нашу, маленькую, однодневную, а в ту огромную, вечную, где решаются судьбы веков и народов. Да и что значит: “Да приидет Царствие Твое”, если оно вообще в мир не приидет никак никогда?»
«Из глубины.
Сборник статей о
русской революции»
Лучшие христианские мыслители России революционной эпохи — Бердяев, Булгаков, Франк, Иванов — размышляют о Русской революции.
Круглый вопрос по
вопросам канонизации
Николая II
Тема Империи и Революции сосредоточена в убийстве в подвале Ипатьевского дома. На предлагаемом видео запечатлена весьма характерная беседа по поводу канонизации Царской семьи. Участники: А. И. Осипов, А. Б. Зубов, отец Владимир Переслегин, отец Валентин Асмус и др.
«Братья Карамазовы»
Федор Достоевский
Роман Достоевского — помимо прочего — великое размышление на тему христианской общественности. Роман начинается с собрания «семейки» Карамазовых у старца Зосимы, где Иван излагает следующую теорию:
«Не церковь обращается в государство, поймите это. То Рим и его мечта. То третье диаволово искушение! А, напротив, государство обращается в церковь, восходит до церкви и становится церковью на всей земле, что совершенно уже противоположно и ультрамонтанству, и Риму, и вашему толкованию, и есть лишь великое предназначение православия на земле. От Востока звезда сия воссияет» — «да будет воля Твоя и на земле, как на небе».
Кончается же роман поэмой о Великом Инквизиторе. Не думаю, что об этом великом тексте надо что-то отдельно говорить.
«Свобода совести:
христианский дар, отвергнутый
христианской инквизицией»
Отец Андрей Кураев
Светскость — христианское ноу-хау. Кураев пишет о Христовом «Богу Богово, кесарю кесарево»:
«Первичный смысл ответа Христа ясен: храму надо отдать храмовую монету, а Риму – римскую. Но если бы Спаситель ответил именно этими словами – то этим бы смысл Его ответа и ограничился бы… Однако, Господь отвечает иначе: “отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Тем, кто не держал в руках римские динарии, дерзость и глубина этого ответа непонятны. Дело в том, что на динарии императора Тиберия (в ту пору правившего Римом) была надпись Tiberius Caesar Divi Augusti Filiis Augustus Pontifex Maximus (Тиберий Цезарь, сын божественного Августа, Август, верховный понтифик (т. е. есть верховный жрец)). Истинный Сын Божий держал в руках монету, на которой было написано, что сыном бога является император…
Тут или-или. Или Христос есть Путь (Ин 14,6), или император – мост (понтифик означает мостостроитель; тот, кто строит мост между миром богов и миром людей). Или Христос является единственным Посредником между Богом и человеком (1 Тим 2,5). Или таким посредником является царь. Монета утверждает, что император – сын бога и сам обладает божественным статусом и достоин божественного поклонения… Так что в этом случае должны были бы означать слова «отдайте Богу Богово»? Да, благоверный римлянин должен был бы эти слова отнести к динарию и к императору. Но Христос очевидно не в этом смысле сказал эти слова. Он противопоставил Бога, истинного Бога и императора. Отныне государственная власть была десакрализована. Император – не бог. Ему могут принадлежать деньги, но не совесть».
«Христианство и культурные конфликты в Европе»
Джанни Ваттимо
Империя рухнула, Революция кончилась. Что теперь? Как сейчас христианство может проявить себя в политической общественной жизни? За что нам молиться, если царей больше нет?
Современный итальянский философ Ваттимо констатирует: мы живем в эпоху культурных конфликтов. Европейцы, далеко и уже давно не все христиане, но культурно к христианству восходящие — и иммигранты из совершенно других культур. Что делать христианству в данном положении? Оно — одна из сторон конфликат? Евангелие vs Коран?
Христианство, если оно желает остаться собой, должно в конфликте предложить «дружбу» — любовь, милосердие. Такова подлинно христианская позиция. Что это значит конкретно? — отстаивание принципа светскости — наихристианнейшего принципа, что бы там не думали обыватели. «Богу Богово, кесарю кесарево» — разрезал когда-то — навсегда — государственное и религиозное Христос. Для всех же других культур религия — конечно, дело государево.
Сама практика светскости родилась окрепла и доказала свою действенность в европейском (христианском!) мире, и больше нигде. Светскость — это просто принцип любви в мировоззренческих спорах. И в современном «диалоге» культур (реально, конечно, в конфликте, но примечательно, как европейцы хотят хотя бы на словах сделать «конфликт» — «диалогом») — христианская культура должна защищать свою суть — милосердие, а в политически-общественной плоскости — светскость, а не уподобляясь своим врагам — выпячивать свою «правоту».
Как никогда все это актуально сейчас — когда проблемы миграции в Европе обострились «как никогда», если верить СМИ. В такой ситуации идеи Ваттимо очень актуальны.
Ваттимо в конце концов актуализирует то, что подметил когда-то Августин — «новый христианский обычай»: спасение всех, несмотря на культурные религиозные различия — христиане ли то и язычники, как тогда, или европейцы и сирийцы, как сейчас.
