на наш Телеграм
Место Тургенева в русской культуре неоднозначно. Самый европейский из наших писателей — и по духу и по мировоззрению — он весьма популярен за Западе. В России же, хотя никто не оспаривает его статуса классика, читают его совсем мало — и, кажется, еще меньше думают о нем. Как будто бы у Тургенева нет мысли, тем паче религиозной. Так ли это, помогут разобраться пять откликов на его творчество, приведенные ниже. Посмотрим на отношения Тургенева к Православию.
1. Библейский сюжет. Отцы и дети
Передача из замечательного цикла «Библейский сюжет» посвящена разбору самого известного романа Тургенева — «Отцы и дети».
«Тенденция! – писал Тургенев Фету, – А какая тенденция в “Отцах и детях” – позвольте спросить? Хотел ли я обругать Базарова или его превознести? Я этого сам не знаю, ибо я не знаю, люблю ли я его или ненавижу! Вот тебе и тенденция!»
Он-то (Тургенев) хотел объединить поколения, а от него отвернулись все. Обиженный, непонятый, он уехал, чтобы уже навсегда поселиться рядом со своей Полиной. Из русских друзей у него остались только Фет и Салтыков-Щедрин. Хотел помириться с Толстым, да тот ответил резким отказом. Только через 17 лет после ссоры Лев Николаевич, который только-только начал тогда ходить в храм, прислал старому товарищу Пасхальное письмо: “Иван Сергеевич! Подадимте друг другу руку, и, пожалуйста, совсем до конца простите мне все, чем я был виноват перед Вами. Искренно, если вы можете простить меня, предлагаю Вам всю ту дружбу, на которую я способен».
2. Отец Георгий Чистяков о Тургеневе. Первая и вторая беседы
Отец Георгий, замечательный пастырь и богослов, был по светской профессии филологом. По ссылкам вы найдете две радиопередачи, посвященные Тургеневу. Отец Георгий начинает так:
«Тургенев, в отличие от большинства своих современников, открыто признвал свое неверие. «Попов я ненавижу всей душой». Однако есть что-то такое в личности и творчестве Тургенева, что заставляет нас говорить о том, что его нехристианство было скорее декларативным, чем действительным. Если заглянуть в сердце Тургенева, мне видится в нем все-таки вера, христианство».
3. Борис Зайцев. Жизнь Тургенева. Литературная биография
Беллетризованная биография Тургенева. Помимо рассказа о жизни классика, Зайцев также пытается анализировать его творчество и реконструировать его мировоззрение. Интересна тема «религиозности» Тургенева.
«Высшая сила для него слепа и безжалостна. Человек ничтожен. Прорывающееся оттуда нерадостно. В полном противоречии с этим был восторг любви — хорошо ему известный. Данте верил, что Беатриче из благодатного источника. Тургенев ощущал прелесть своей Беатриче скорее как магическую. Это одна из болезненных его неясностей, очень тяжелых».
«Некий холодок шел уже на него из «пустой беспредельности» — он называл так небо. При подобном ощущении мира, конечно, ближе ему «влажная лапка утки», или «капли воды, падающие с морды неподвижной коровы», чем голубая безбрежность. Если Бога нет и небо пусто, то уж уютней с уткой и коровой. Он писал, разумеется, и всякие нежности Виардо: в любовь светлее, легче уходишь, чем в коровью морду».
4. Лев Шестов. Тургенев — неоконченная книга
«Апофеоз беспочвенности» — наверное, главная книга Шестова, во всяком случае — самая удачная. Череда афоризмов, подрывающих «науку и мораль», череда подрывов «мира сего», яростная защита библейской веры, веры в «Бога Авраама, Исаака и Иакова», а не «Бога философов». Как ни странно, сложилась эта книга из черновиков к книге «Тургенев и Чехов» — Шестов хотел рассказать о двух писателях, которых из всех русских классиков кажутся наиболее близкими к атеизму. Сам «Апофеоз», как и «Тургенева» — черновик к «Апофеозу» вы найдете по ссылке.
«Напомню приводимый Тургеневым рассказ о том, как он разговаривал с Белинским: «мы не решили еще вопроса о существовании Бога, сказал он однажды с горьким упреком, а вы хотите есть». Тут не только Белинский, тут и Тургенев сказался. Такими были и Толстой и Достоевский — почти все выдающиеся и не выдающиеся русские писатели. Они все хотят выпытать у Европы ее последнее слово о Боге.
Тургенев отличался от других лишь несколько большей сдержанностью. Ему казалось, что прежде чем спрашивать у Европы ее последнее слово, нужно разобрать ее первые слова, нужно пройти тот же путь “прогресса”, который прошла она, нужно стать европейцами. Неукротимые порывы мысли Толстого и Достоевского в его глазах были вредным атавизмом. Он знал, что это нелегко, была в нем и боязнь, что последнее слово обманет его, но другого выхода он не видел. Вероятно эта необходимость “постепенно” двигаться вперед, необходимость, мучительно стеснявшая его, в конце концов, порывистую, неприрученную и неспокойную натуру, некультурную, доверяющую снам, и наложила отпечаток тайной грусти на все его произведения, в которых слышится, как вздох стесненной груди, вечный припев: Resigne-toi mon coeur, dors ton sommeil de brute.
И в самом деле в произведениях Тургенева замечается наряду с трезвой, вышколенной мыслью, стремящейся к отчетливым и ясным суждениям, какая-то непонятная, совсем не европейская тоска и неудовлетворенность.»
5. Михаил Бударагин. Тургенев. Христианство и возможность свободы
Лекция из курса, посвященного религиозному измерению русской классической литературы. Бударагин начинает свое размышления о роли христианства в жизни и творчества Тургенева следующей цитатой из письма писателя: «Я жду спасения от своего ума, а не от благодати. Я не христианин в вашем смысле, да пожалуй и не в каком».
