В эти важные дни архимандрит Савва размышляет о событиях Страстной седмицы, о том, как нам прожить Крестный путь вместе со Христом и еще раз в полной мере почувствовать Его любовь ко всем нам.
Страстная седмица. Единственное время в году, когда мы забываем себя, свои долги и свои просьбы. В церковных песнопениях страстных служб с четверга по субботу вы не встретите никакого упоминания о нас, грешных, о наших покалеченных душах, о наших прошениях. Все поглощено созерцанием Христа. На Нем одном сосредоточено наше зрение. Поэтому для внимательного верующего опыт этих дней есть школа жизни во Христе и жизни со Христом, что является единственно правильным и нормальным состоянием христианина.
Два скорбных и ужасающих действия — путь на Голгофу и шествие в пещеру погребения — были предметом нашего созерцания в эти дни. Таково свойство богослужения: оно делает нас участниками тех далеких и страшных событий. В Гефсиманском саду глаза слепли от факелов, юноша в покрывале скрывался между деревьями, Петр грелся у костра и вздрагивал от петушиного крика. Мы заглядывали в окна к Пилату, удивлялись многоголосому реву толпы, жены Иерусалима рыдали над избитым Страдальцем, разбойник получил прощение за последнюю любовь, доверенную Святому… И два старика и убитые горем женщины нашли последний приют Бездомному. Ярко высвечены лица современников Христа, но как-то таинственно скрывается Он Сам, остается недоступен созерцанию. Не это ли предрекал пророк Исаия:
Как многие изумлялись, смотря на Тебя, — столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его — паче сынов человеческих! Так многие народы приведет Он в изумление; цари закроют пред Ним уста свои, ибо они увидят то, о чем не было говорено им, и узнают то, чего не слыхали (Ис 52:14–15).
Заметили ли вы, что, описывая страдания Невинного, пророк не говорит ни слова о жалости к Нему? Почему так? Потому что все наши чувства поглощены одним благоговейным изумлением перед этим превышающим наше понимание делом Божиим, в котором так ярко и очевидно явлена превосходящая разумение любовь Христова (Еф 3:19). Но любовь человеческая нам видна слишком хорошо, и она тоже достойна изумления, потому что это любовь без надежды. Мы смотрим на Крест и Гроб из Пасхи, мы слишком знаем радость Воскресения, мы живем ею. И торжественный строй Страстного богослужения, величественно-печального, но пронизанного ожиданием Пасхи, скрытой радостью ее, царственным багрянцем, окрашивает даже Плащаницу — последний покров Страдальца. Для нас Плащаница — знамя Воскресения и торжества над смертью и рабством, знамя свободы и единства с Богом. Но Никодим и Аримафейский старец, скорбные жены и Богоматерь поливали слезами окровавленное полотно, скромное покрывало Мертвеца. Они угадали в Плащанице одежду древнего патриарха Иосифа, над которой плакал Иаков: с печалью сойду к сыну моему в преисподнюю (Быт 37:35).
Можем ли мы представить себе их скорбь и отчаяние любви без надежды? Для этих людей самым прекрасным и самым святым в жизни был Христос, но они знают необратимость смерти, что с нею никто не может совладать, и ничего не ждут и уже ничего не боятся: Никодим не таит своей веры во Христа, Иосиф рискует потерять все, что у него есть, и даже сам гроб отдает Праведному. Их любовь сильнее страха. Если Христос — самое чистое и святое, что они видели в жизни, — умер, то: с печалью сойду в преисподнюю.
Сегодня нам явлена превосходящая разумение любовь Божия к человеку. Но не менее поразительна и достойна восхищения любовь человека к Богу, и памятник этой любви — святая Плащаница, в которую было обернуто тело Человеколюбца, обернуто любящими руками слабых и немощных людей, но верных в своей любви даже до ада.
Из книги «Любовь и пустота» архимандрита Саввы (Мажуко), М.: Никея, 2020.
В этой книге большое количество тем: о любви к Богу и людям, к святым и героям книг, к церковному богослужению и светскому искусству. Много важного о доброте и деликатности, о святости и свободе, о монашестве, девстве и эросе — размышления и истории автора неисчерпаемы и увлекательны.