на наш Телеграм
Протоиерей Димитрий Сизоненко в очередном ролике цикла «Крылатые выражения из Библии». Смотрите или читайте:
Выражение «служить двум господам» вошло в наш обиход благодаря Священному Писанию. В Евангелии говорится о том, что «никто не может служить двум господам, ибо или одного будет любить, а другого ненавидеть, или одному будет усердствовать, а другому нерадеть». С тех пор «выражение служить двум господам» мы используем, когда говорим о ком-то, кто пытается одновременно служить и угождать двум направлениям, или двум партиям, двум враждующим группировкам. В целом такое «служение» служит символом какой-то беспринципности или недальновидности.
В обычном употреблении мы ставим акцент на «или-или». В более интересном ключе этот вопрос задает Сёрен Кьеркегор в своих беседах и размышлениях, где речь идет об экзистенциальном выборе, когда нужно выбрать между надеждой, тревогой, праздностью, принять какое-то основополагающее решение в твоей жизни. Но по-прежнему мы остаемся в плоскости «или-или», точно так же, когда мы говорим «все или ничего», точно так же, как невозможно ехать верхом на двух лошадях или стрелять из двух луков, и поэтому в Евангелии потом говорится: невозможно служить одновременно Богу и Мамоне.
Действительно, каждый из нас в большей или меньшей степени испытал на себе, как бывает болезненно и драматично, как трудно сохранить ясность ума и внутренний покой, если ты оказываешься в каком-то раздвоенном мире. Именно поэтому монотеизм, точно так же, как и моногамия, необходим, чтобы сохранять внутреннюю цельность. В тот момент, когда человек поставлен перед каким-то сомнительным выбором, пытается балансировать между тем и тем, например служить нескольким богам одновременно или жить на две или три семьи, то мы понимаем, что все это кончится катастрофой.
В евангельском контексте это выражение имеет дополнительные оттенки, и всегда интересно обратиться к контексту, для того чтобы просто пробудилась мысль. Выражение понятно: служить двум господам невозможно, как невозможно оседлать двух лошадей. Но очень часто возникает вопрос: что значит «служить»? И вообще, мы хотим сопоставить, например: что такое «работать» и что такое «служить»?
В те моменты, когда мы хотим подчеркнуть какой-то возвышенный аспект своей деятельности, мы выбираем слово «служить», мы не говорим «я иду на работу». «Я служу» — искусству, науке, людям. В Ветхом Завете глагол «служить» всегда связан именно с религиозной деятельностью. Синонимичными ему являются выражения «поклоняться», или «ходить вслед за кем-то», или «слушать чей-то голос». Поэтому слово «служить» имеет вот такой религиозный, возвышенный оттенок и существенно отличается от «работы». Именно поэтому служение, если ты служишь чему-то ложному или низменному, оборачивается рабством. И тогда это становится «работой» — именно в значении «рабство».
Здесь мы находим ключ к пониманию того, что когда речь заходит о Мамоне, то происходит какая-то чудовищная подмена. Мамона здесь обозначает не просто какое-то ложное существо и даже не метафору денег, серебра, финансов. Оно указывает на то, что у людей именно с деньгами (как у некоторых людей с вином) возникают нездоровые отношения. Деньги становятся идолом. «Мамона» — это не просто деньги, а это вообще любая реальность, к которой у человека складывается нездоровое отношение. Ты думаешь, что она решит твои проблемы, а в конце концов ты оказываешься рабом своих отношений, оказываешься заложником этой стихии мира сего.
Если быть более точным, то в греческом тексте Ветхого и Нового Заветов есть два слова. Одно из них — «дулэйн», означающее «рабское служение», полную несвободу. Другое слово, более нам знакомое, связанное со словом «диакон», — слово «диакония», означающее «служение», «оказывать услуги», «свободно помогать, благородно служить другому человеку», как Марфа накрывает ужин для Христа, или как сам Христос омывает ноги Своим ученикам.
Здесь возникает очень важный момент. Дело в том, что рабство — это не просто жест или поступок, это не то, когда ты вынужден исполнить чье-то приказание. Рабство — это состояние. Очень важно понять: это не жест, не поступок, а состояние. Поэтому для греков раб — это тот несчастный человек, который оказывается в таком состоянии, в котором он навсегда лишился свободы и вместе с ней лишился своих добродетелей, своих человеческих качеств, своего достоинства. Это отдаленно похоже на то, кем являлись крепостные в дореволюционной России: человек, навсегда привязанный к кому-то и лишенный всяческих качеств и достоинства.
Вот почему, если ты становишься слугой, служителем Мамоны или любой другой реальности, которую мы можем обозначить этим словом, она неизменно оборачивается твоим рабством. Мамона — это то, что порабощает.
Но если ты становишься рабом Бога, служителем Бога, то это означает обрести свободу. Потому что по определению Бог — в отличие от Мамоны, в отличие от вина и любых других объектов пристрастия, болезненных привязанностей — это Тот, Кто тебя освобождает, Тот, Кто тебя созидает как личность, Он — твой Творец, Он — Отец, Он освобождает от рабства стихиям этого мира.
Вот почему апостол Павел произносит совершенно шокирующие слова. Когда я совершаю Таинство Крещения, я чувствую, как это провоцирует людей невоцерковленных. Апостол Павел говорит: вы освобождены от рабства греху, вы стали рабами Бога. Ну, понятно, люди хотят сказать: «мы не рабы, рабы не мы, рабство — это вообще не про нас». В том-то и дело, что единственный способ обрести подлинную свободу — это отдать себя всецело в руки Бога. И более того, для апостола Павла принципиально, что Богу нельзя служить по-рабски; Бог не принимает раболепного отношения к Себе. Все это позволяет по-новому понять вот эту проблематику «служения господам», что все это не так тривиально, как может показаться на первый взгляд.
Еще одна интересная деталь, связанная с местным колоритом Палестины времен Иисуса Христа. Быт иудеев совершенно не похож на мир греков и римлян. И поэтому, когда мы говорим «рабство», то мы понимаем: в Греции были рабы, в Риме были рабы, но те, кто назывались рабами в Иудее, — это люди, которые имели совершенно другой статус. Во-первых, любой раб оставался на служении у своих господ не больше шести лет. Шесть лет — это максимум, потом будет седьмой, субботний год — ты обязан будешь отпустить рабов на волю. Более того, когда раб живет в доме, он становится домочадцем, как член семьи. Его принимают как одного из детей или членов семьи. И, может быть, самое прекрасное выражение этого достоинства человека — в том, что он вместе со всей семьей участвует в пасхальном ужине, поэтому он свободен. Здесь мы видим, что в контексте Иудеи того времени само это понятие «раб» имеет совершенно другое звучание. Это не просто исполнять приказы, выполнять тяжелую работу.
Итак, чем же отличается служение Богу и служение Мамоне? Богу надлежит отдавать нечто большее, чем просто исполнять какие-то повеления. Богу мы обязаны своей принадлежностью, мы должны Ему принадлежать. Если бы речь шла просто о чувствах или о каких-то поступках, то было бы совсем легко. Ведь дело в том, что мы в жизни очень часто оказываемся слугами и двух, и трех, множества господ, потому что дома мы вступаем в какие-то отношения с членами семьи, выполняем чьи-то поручения или их отдаем, затем оказываемся на работе, перед начальниками или подчиненными, на улице мы сталкиваемся с полицейскими или с билетершами, с кем угодно, и мы все время оказываемся в таких отношениях, что нами кто-то командует, мы исполняем чьи-то пожелания, повеления или, наоборот, мы диктуем кому-то.
Конечно, когда мы говорим «служить двум господам», речь идет не только об этом. С Богом все происходит совершенно иначе: служить по-настоящему можно только Ему. И эти отношения никогда не могут быть прагматичными или функциональными. Отношения с Богом требуют от нас полной вовлеченности, хотим мы того или не хотим. Поэтому говорят: «скажи мне, кто твой бог, и я скажу, кто ты», настолько наша связь с Богом определяет качество нашей личности. Потому что Бога можно возлюбить только всем сердцем, всей душой, всей крепостью. Потому что Господь видит именно сердца, и просто раболепно исполнять приказы, послушания скрепя сердце — это ничего не стоит. Бог видит сердца, Ему можно служить только свободно и так, чтобы само это служение становилась для тебя источником свободы.
Если внимательно прочитать тот эпизод, когда Христос говорит о служении или Богу, или Мамоне, то мы заметим вот такой элемент. Мы часто начинаем абстрактно рассуждать, зацепившись за какую-то мысль Христа, за Его слово, но эти слова всегда сказаны в определенном контексте и обращены к конкретным людям, поэтому очень важно учитывать адресата. В данном случае Христос обращается к фарисеям, и евангелист подчеркивает: это были фарисеи, которые были сребролюбивы, то есть одержимы духом наживы и их Мамоной, их идолом было богатство, нездоровое отношение с богатством. Для того чтобы их освободить, Христос говорит эти слова. В чем проблема этих фарисеев?
Среди фарисеев было много хороших, искренних, прекрасных людей. Но среди фарисеев были и такие мастера шоу-бизнеса, такие комедианты, которые просто монетизировали свою показную праведность, свое влияние, свою ученость, свою власть. И люди с восхищением смотрят на это шоу и с удовольствием участвуют в этом, и жертвуют свои деньги, и кажется, что они тем самым и связаны с Богом, но Христос говорит им — чтобы исцелить их — совершенно трезвые и жуткие слова. Это шоу прекрасно для людей и люди с восторгом участвуют в нем, но в глазах Бога это исключительная мерзость.
Итак, для того чтобы нам обрести нашу свободу, как мы должны служить Богу? В Ветхом Завете рассказывается о том, как Иаков в течение семи лет оставался в рабстве у Лавана, своего дяди. Он оставался там ради Рахили. И это показалось ему как один день, потому что он так ее любил. Поэтому, как сказал Ходасевич, «кто счастлив честною женой, к блуднице в дверь не постучится». Если мы любим того, кому служим — Единого Бога — всем сердцем, всей душой, всей крепостью, всем своим существом, то мы никогда не захотим изменять Ему с Мамоной.
