Хочу рассказать о том, как снимала один из своих фильмов.

Это было 10 лет назад. Май. Празднование 65-й годовщины победы в Великой Отечественной войне. В эти дни я оказалась в Германии и узнала, что именно 9 мая будет организован первый молодежный крестный ход из монастыря под Мюнхеном в один из первых концентрационных лагерей на территории Германии – Дахау. Будучи режиссером-документалистом, я не могла упустить такое событие и поехала снимать.

Не берусь хвалить фильм, который получился. Может, кому-то он покажется скучным (одни интервью и разговоры), а кто-то, может быть, почувствует мою растерянность. Да, именно растерянность. Я ехала снимать другое и о другом. Проведя детство в Псковской области, я побывала и в Минске, и в Хатыни, и в Киеве, и в музее-тюрьме гестапо в Витебске. Наши леса еще были наполнены следами войны, на минах взрывались даже мои одноклассники, ну и, конечно, я хорошо помню рассказы бабушки, которая три года прожила в оккупированной деревне в партизанском крае. Мне было очень страшно смотреть фото и слышать об ужасах концлагерей, но я об этом знала. И вот я первый раз шла в такое место памяти.

Вот остатки перрона, на который выгружали заключенных и спущенными собаками загоняли в ворота лагеря. Вот эти легендарные ворота с издевательской надписью Arbeit macht frei («Работа делает свободным»). Но все, что происходило вокруг, никак не сочеталось с моими знаниями, опытом и памятью. Участники крестного хода говорили совершенно не про то, о чем я рассчитывала услышать.

Когда я увидела сам мемориал Дахау, мне хотелось просто кричать. Кричать о том, что все здесь сделано не для того, чтобы помнили.

Улыбающиеся лица заключенных со стендов. Утопающий в цветах сирени и пении птиц крематорий. Бараки, больше похожие на летний лагерь отдыха. На таких нарах, на третьем ярусе сидела моя восьмилетняя бабушка со своей тетей и ждала распределения на каторжные работы. В ее воспоминаниях все было не так, как видела я. Девочка, поющая детские песенки на плечах у папы. Мне хотелось ей сказать: «Здесь так нельзя. Даже детям. На этом месте так нельзя».

Единственно честно прозвучали для меня тогда слова священника, который встретил крестный ход в часовне Воскресения Христова на территории лагеря.

Растерянная, я сидела после съемок с камерой и штативом в ожидании, когда за мной приедет машина. Десять лет назад, как и в 1945-м, 9 мая совпало с пасхальными днями.

Раздался звонок. Звонили ребята, с которыми я работала в подростковом клубе в Петербурге. Голоса были радостные и торжественные. Они рассказывали, как только что пришли с праздничного митинга. Сколько на улицах людей и цветов. Тогда я четко поняла, что никто кроме нас уже не помнит.

Современные немцы уверены, что в той войне победили американцы, а американцам все это вообще не надо. Сегодня, когда мы празднуем 75-летний юбилей, я хочу помнить сама. Хочу, чтобы помнили трое моих сыновей. Хочу, чтобы помнили и ваши дети. И память эта не в парадах и салютах, хотя и в этом тоже. Память в наших душах и сердцах.