Верно ли утверждение, что одиночество – фундаментальное человеческое состояние? Изначально ли присуще ли оно Homo Sapiens? И как это связано с первородным грехом? Рассказывает религиовед Дарья Коршун.
Человеческое одиночество фундаментально. Мы не можем преодолеть границу собственных интерпретаций. Другой человек всегда – образ в наших головах, образ с большей или меньшей степенью достоверности.
В действительности одиночество – это ресурс. Питательная среда, из которой вырастают творчество, наука, милосердие, любовь, тяга к Богу и много других прекрасных вещей.
Известно, что человек, считающий себя совершенством, перестает совершенствоваться. Что стало бы с человеком, разорвавшим одиночество? Ему больше не потребовался бы язык искусства, чтобы рассказать о своих впечатлениях и чувствах. Зачем? Ведь есть кто-то, кто уже понял тебя. Нужно ли тебе разгадывать тайны мира, если ты можешь порассуждать вместе с другом и все рассказать ему, и он, этот «сферический друг в вакууме», абсолютно поймет тебя и разделит твои идеи? Понять человека абсолютно может только тот, кто его абсолютно видит и абсолютно же принимает. Но в этом абсолютном принятии нет того искажения информации, которое необходимо для творческого акта, для преодоления и для любви. Любовь к своей копии – это ведь не любовь.
В советские годы филолог и культуролог Юрий Михайлович Лотман вывел понятие семиосферы и хорошо описал, как смыслы умножаются в диалоге между людьми, и как необходимо это умножение смыслов для развития культуры, и, как потом заметит Александр Моисеевич Пятигорский, – для развития сознания человека.
Одиночество необходимо нам, как предельное условие развития. Но одиночества не было в Эдеме. Вероятно, вне смерти и вне греха у человечества не было необходимости учиться любить, как нет у рыбы необходимости учиться плавать.
Лишенные любви и Единства, мы создали искусство, чтобы уметь передавать свои чувства другим за пределами обычной речи, которая так неточна. Мы создали науку, чтобы изучить мир, облагородить, сделать безопасным и вновь превратить его в Эдем. И все же ни то ни другое не спасает от одиночества. От одиночества не спасают дружба и брак. Они облегчают его, уменьшают стенки между «я» и «другими», но не стирают эти стены до конца.
Одиночество преодолевается через других, но только в Боге. Любить Бога и любить ближнего – значит перестать быть одиноким. Настолько, насколько каждый из нас способен воплотить этот принцип в жизнь, настолько же мы способны преодолеть одиночество.
Выходит, одиночество стимулирует нас двигаться к Богу. А значит, одиночество стимулирует нас двигаться к счастью. Как и все «наказания» и последствия грехопадения, одиночество оказывается прекрасным лекарством. Правда, лишь в том случае, если мы можем его принять.
Отрицание одиночества как собственного качества, качества своей личности, а не специфики своих обстоятельств, порождает болезненные идеи «идеального брака», «идеальной дружбы» и в целом потребительского отношения к другим людям. Другой оказывается не тем, «кого я должен полюбить, если хочу быть менее одиноким», а тем, кто «должен полюбить меня, чтобы я не был так одинок». И если отношения страдают, значит, надо искать более подходящего другого, а не работать над собой.
Отношения между тем действительно бывают такими, какие лучше не начинать. И люди бывают такими, с которыми лучше не связываться. Не потому что есть в мире хоть кто-то, кому не нужна любовь, а потому, что мы можем не справится с задачей любить этого человека. Гордыня еще никого и никогда не спасала от одиночества. Исключительно и только любовь. Притом любовь деятельная, а не как эмоция. Есть в ней еще один секрет: по-настоящему заботясь о другом, едва ли сможешь думать о себе. Сложно представить человека, который, бросаясь в воду спасать утопающего, моментально выплывает на берег с мыслью «ну, нет. Вода слишком холодная, чтобы кого-то спасать. Я пойду, пожалуй. А то еще простужусь». Сложно представить искреннего друга, который, выслушивая своего приятеля, думает только о том, что ему жмут ботинки или хочется пить. Это ведь и не дружба вовсе. Заботясь о другом, достаточно трудно концентрироваться на мысли «как же я одинок!», поскольку обычно забота поглощает все внимание.
Мы все одиноки. Это действительно так. Одиноки ровно настолько, насколько отстоим от Бога и от других.
Преодолимо ли это одиночество? Может быть, отчасти оно преодолимо в святости, но еще ни один человек не умер безгрешным, кроме Христа. Абсолютно одинокого, не имеющего никакой надежды разделить свой опыт с кем-либо другим и Единственного, кто абсолютно преодолел одиночество.