«Терапия оглашенных» — история молодого психолога Зои Усковой, приглашающая заглянуть в мир христианской психологии. Человеческие судьбы, характеры, большие и маленькие трагедии, курьезные случаи и яркие диалоги — рабочая «рутина» молодого специалиста, которая, обнажая важные проблемы, позволяет нам взглянуть на самих себя со стороны.

Книга Зои Усковой, вышедшая в издательстве «Никея», дает возможность оказаться «в голове» практикующего православного психолога и взглянуть на диалог пациента и специалиста под другим углом.

Предлагаем вашему вниманию главу из этой книги.

Встреча ужасная! Бывают, конечно, тяжелые консультации: на некоторых чувствуешь себя как Макбет, встретивший на пиру призрак убитого им Банко. Там вылезет какая-нибудь травма или дисфункция в отношениях. Болезненно, но полезно. Бывают еще, как когда бежишь, опаздывая, на электричку — итог встречи покажет, стоило оно тех усилий или нет. Бывают, наконец, консультации в духе «Господь явился Иову в громе и молниях» — страшные, но захватывающие и однозначно прорывные.

Эта была не такая. Эта была консультация, которую можно было бы озаглавить «в огороде бузина, в Киеве дядька».

Позвонила мне прихожанка, попросила, чтобы муж пришел на встречу. Тут следует сказать, что клиенты приходят ко мне в подавляющем большинстве по рекомендации священников на исповеди — такова уж участь приходского психолога. Отсюда характерные запросы: «гневаюсь», «унываю», «чревоугодничаю» и пр. Вот и она «гневалась», а также жаловалась на «нетерпение» и «отсутствие смирения». При этом — NB! — консультацию просила для мужа. Впрочем, она бы и по телефону провела полноценную часовую сессию, но я ее кое-как остановила и предложила день и время. Пришли они вместе, что было как совершенно очевидно, так и совершенно неожиданно.

— Вот, — показала она на мужа, когда мы разобрались с тем, чтобы поставить всем стулья, расселись и выдохнули. Мужу это, очевидно, неприятно.

— Что «вот»-то? Сама с ума сходит, а все на меня тыкает.

Ух. Консультация будет непростая. Потом, я никогда не консультировала пары. Стоп! Вот именно. Надо прояснить.

— Я ожидала, что вы придете один. Почему такое решение — прийти вместе?

— Пошел бы он один!..

Логично.

— Александр, я правильно понимаю, что вы пришли… не совсем по собственному желанию?

Вообще, я слишком быстро перешла к делу. Надо знакомиться помедленнее, а то слишком много тревоги. Может, поэтому и начала так скомканно? Мой вопрос Александра рассмешил.

— Она мне чуть ли не разводом угрожала, если не пойду!

— Чего ты придумываешь?! Чем я там угрожала?

Может показаться, что моя пара ведет себя очень агрессивно, но нужно сказать, жена, Елена, говорит посмеиваясь и приулыбаясь. Александр тоже говорит спокойно, привыкши, наверное.

— Давайте начнем сначала. Сперва я хочу сказать, что я не ожидала, что у нас будет парная консультация, так что мне тоже нужно время, чтобы перестроиться.

Это я сказала больше для себя, но мне помогло.

— И давайте еще раз: как вы видите, зачем вы сегодня пришли?

— Меня Лена попросила.

— Да, но как вы видите, в чем цель нашей встречи?

— Ну-у-у… Лена считает, что у меня… проблемы.

— А как вы считаете?

— Честное слово! Вот вы замужем? Спросите своего мужа, нормально ли это — накинуть пивка после работы?

— Нет, я не замужем.

— Тогда, не знаю, спросите брата или отца. Все так живут! Нет, ей одной не нравится…

— Я правильно поняла, вы видите проблему в том, что Елену беспокоят ваши отношения с алкоголем?

— Беспокоят — спать не дают! — Александр сказал это как пословицу-дразнилку.

— Как вы видите, может ли быть наша задача сегодня в том, чтобы прояснить этот момент между вами? Елена энергично закивала. Наверное, для нее это

прозвучало как то, что сейчас мы вместе докажем Александру, как он глубоко неправ. Александр вообще, кажется, не понял вопроса. Повернулся к Лене и улыбнулся, как маленькому ребенку.

— Что так смотришь? Проясняй, если хочешь!

— Нет, надо вместе!

— А что вместе? Мне все ясно! Это тебе вон что-то неясно…

Ох-ох. Все идет не так. Один из двоих не в позиции клиента — это ладно. Насколько я помню, так начинаются большинство семейных работ. Но я не собиралась проводить семейную терапию! Я вообще-то индивидуально работаю! Это еще одна сложность работы при храме — тут приходят со всеми видами проблем и запросов. Конечно, для специалиста это, наоборот, потрясающая возможность, но я консультирую всего полгода, и моя уверенность — как уверенность подснежника в феврале.

— Извините…

Зачем я все время извиняюсь?

— …давайте еще раз. Дело в том, что я не занимаюсь семейной терапией. Поэтому нам с вами нужно четко проговорить, как мы видим задачи нашей встречи и кто с чем хотел бы поработать.

— Милая моя! — начал Александр так, что я едва не покраснела. — Я работаю с семи до пяти. Как ты думаешь, что мне сейчас хочется — работать над собой?

— Саша…

— Вы, женщины, если вам нужно, работайте там с чем хотите. Вот это ваше: перемывать косточки, поплакать над ушедшей молодостью — все что хотите. Вы понимаете, Соня, — обратился он ко мне уже дружелюбнее, даже сбавив тон. Но эти «Соня», «милая моя», конечно, меня напрягают. — У нас, у мужчин, все проще… Она на пиво ругается — а это та же терапия! Согласны?

Кажется, Александр искренне ждет, что я соглашусь.

— По сути! Главное что? Расслабиться.

Хочется ли мне начать говорить про то, что главное — обрести целостность и сделать экзистенциальный выбор, приняв на себя ответственность за свою жизнь?.. Хм.

— А уж каким способом — это каждому свое. Так что… — и Александр берет куртку и достает из нее пачку сигарет. — Вы тут продолжайте, — это он уже говорит жене, — а я на улице подожду.

Александр выходит, и, кажется, на меня это произвело больше впечатления, чем на елену. Как только он вышел, она действительно заняла все эфирное время.

Расстались ни на чем. Пять лет учебы, год специализации, бесчисленные стажировки и повышения квалификации — и это все, на что ты способна? «Может быть, проясним этот момент?»

***

Первая мысль — позвонить Чуне. Мы учились вместе, теперь поддерживаем друг друга в любые кризисы, начиная с «опаздываю на встречу, что сказать клиенту?» и заканчивая кризисом идентичности, разумеется. Плюсы дружеской супервизии — ты можешь позволить себе ныть «я ничтожество» первые пятнадцать минут без страха психологического возмездия, а именно — Ядовитых Фрейдов. Что такое Ядовитый Фрейд — это отдельный разговор.

Вторая мысль: после того как Чуня забеременела, она превратилась в невыносимую дзен-маму в духе «дай этому побыть». Что, может быть, даже хуже Ядовитого Фрейда.

— Соня, я давно тебе говорю, это готовый запрос на личную терапию, — говорит в трубку Чуня, судя по звуку, взбивая в блендере какой-нибудь огуречный смузи. — Неудачная сессия — тоже ценный опыт.

— Чунь, но я правда не понимаю, как нужно было повести встречу. Что бы ты делала?

Чуня вздыхает. Я знаю, она не любит, когда ее так называют. Дело в том, что на самом деле ее зовут Психея, что, конечно, очень импонирует ей как психологу, но деморализует всех вокруг. На одной учебной психодраме в вузе Пси была в роли внутреннего ребенка протагониста, которого тот условно назвал Чуней, и она так разыгралась, кидаясь условными игрушками и сопротивляясь какому-то там техническому высшему образованию, которое навязывали ей условные же родители, что прозвище подхватили. Конечно, частично это связано со сложностью имени и частично — с тем, что прозвище, наверное, сублимировало смешанные чувства однокурсников по отношению к Пси. Так что — Чуня.

— Сонь, я бы опиралась на свои чувства. если тебе некомфортно с клиентом, это стоит рассмотреть…

— Это не некомфорт! Это какой-то ступор…

— Ты помнишь, у тебя часто ступор с клиентами-мужчинами?

Что я там говорила про дружескую супервизию?

Забудьте.

— Да-да.

— Может, дело в том же?.. В фигуре отца?

Вот это — Ядовитый Фрейд. Его суть в том, чтобы тыкать тебя в твои травмы, комплексы, фиксации и другие психологические болевые точки, когда ты дал слабину. Зачастую к тому же ты сам додумался когда-то рассказать, куда тыкать.

— Может, не все в моей жизни связано с фигурой отца?

— Уход в отрицание — нормальная реакция, я понимаю.

Второй Ядовитый Фрейд.

— Ладно, другой вопрос: я могу оставить ключи за ящиком?

— Там же сегодня Лариса? Помнишь, она просила передавать мне. Может, зайдешь вечерком? Как раз договорим, а то сейчас у меня запланировано личное время, а я, как ты помнишь, и так часто игнорирую эту часть жизни.

— Около восьми?

— Мы ложимся в десять, думаю, все успеем.

Почему, почему ты не послушалась своей второй мысли? Ты же знаешь по опыту, вторая мысль всегда лучше первой. — Вторая мысль просто оттормаживает первую. — Я и говорю. — Оттормаживание само по себе не лучшее решение. — Всегда хорошо не следовать первому импульсу. Произвольность Выготского, помнишь? — Хорошо, но на нее есть спонтанность Морено, помнишь? — Идешь с козырей, значит. Ладно. Есть спонтанность, а есть автоматическое поведение. — И как ты их различаешь? — Э-э-э… по конгруэнтности? — По-русски, пожалуйста. Термины — это замечательно, но хочется также, чтобы ты думала своей головой. — Наверное, спонтанным было желание переработать внутри эту консультацию. — Та-ак. — Но потом стало лень думать самой, и возникла автоматическая мысль: две головы лучше. Можно попробовать и самой, в общем. — Хорошо, у тебя как раз есть время до следующей консультации. Которая, напоминаю, тоже с клиентом-мужчиной!

О нет. Теперь, когда Чуня кинула спичку, угольки оживились. Честно, у меня обычная психика и обычные проблемы — мой папа не маньяк, не насильник и не нарцисс. И не что еще там есть самого страшного. Правда, лучше было не звонить Чуне, а поговорить со своим внутренним голосом, как я сейчас сделала. Раньше я хотела придумать, что это за персонаж, этот внутренний голос, Гэндальф ли или царь Соломон, но потом поняла, что это все игры, а разговор настоящий — мне просто нужно поговорить с собой.

***

Итак, у меня осталось полчаса до следующей консультации, и я решила не уходить из храма, чтобы подумать наедине. Когда я говорю из храма, я имею в виду из класса, который мне разрешают использовать как кабинет, в приходском доме на территории храма. Это была идея отца Георгия плюс моей мамы. Отцу Георгию за пятьдесят, и он пытается идти в ногу со временем, возможно, чтобы не терять связь со своими подростками-дочерьми. Хотя, сколько я себя помню, он всегда был такой — обсуждающий в трапезной политику, уточняющий, что это за новые словечки «мутить» или «лайфхак» я сказала на исповеди, просящий у меня книжку, с которой меня застанет, и прочее. Кажется, это человек, который искренне любит то, что мир меняется. Удивительно!

Мама — другое дело. Мама была свидетелем моих приступов «я никогда не найду работу», а так как она работает в храме же за свечным ящиком, ее первая мысль всегда была: «Как бы и дочуру сюда пристроить?» И тут звезды сошлись. Одна мамочка подошла ко мне после урока в воскресной школе (я тогда вела литературу) и сказала, что она никак не может найти общий язык с сыном, а, оказывается, я учусь на психолога, может, подскажу что. Действительно, случай был такой, что хватило одной консультации, и мамочка оказалась очень благодарной и всем по нескольку раз рассказывала, как я ей замечательно помогла — «и, понимаете, я поняла, что все дело во мне» была ее любимая присказка. Моя мама взглянула многозначительно на отца Георгия, отец Георгий — на маму, мама — на меня, и эта перестрелка взглядами закончилась волнующим решением попробовать назначить меня официально приходским психологом.

Работа шла с переменным успехом: некоторые месяцы никого, некоторые — по два-три человека. Понятное дело, приходское консультирование имеет много минусов. Во-первых, нет нормального помещения. Клиент только дошел до своей детской травмы — и тут в дверь стучатся, потому что негде проводить огласительные беседы. Эта ситуация принесла мне и моим клиентам много седых волос, пока я не договорилась о точных часах, когда нас никто не будет беспокоить.

Второй недостаток — все друг друга знают. Конфиденциальность здесь работает очень странно. Сами же клиенты всем говорят: «Я хожу к Соне», а если и не говорят, все равно встречают знакомых, когда приходят и уходят. И потом — я многих знаю. Конечно, кого только в лицо, кого только по имени, но все равно. Ортодоксальные психоаналитики бы содрогнулись: отношения с клиентом, даже поздороваться, вне кабинета — строгое табу. А таково положение дел, деваться некуда.

И, конечно, третья проблема — деньги. Бесплатно? Да, бывает, и часто. В храме много нуждающихся и душевно, и физически. Возможно, в этом и могла бы быть настоящая мишень психологического консультирования при храмах — в консультировании нуждающихся. Однако тогда необходимо было бы организовать спонсорскую поддержку психолога, иначе все это едет на его энтузиазме и силах, которые суть топливо недолгосрочное. Храму платить психологу? Так мы тоже делали. Но и не каждый храм позволит себе оплачивать работу психолога достойно. Поэтому зачастую все это выглядит как сомнительная благотворительность.

Итак, вы видите, приходское консультирование — большой вопрос, хотя и блестящая задумка. Я, как смогла, настроила свою работу под себя и под нужды храма, и в последний год действительно могу сказать, что дело встало на более-менее профессиональные рельсы.

А вот и отец Георгий заглянул в класс. Отец Георгий, конечно, полный, но полный как-то по-детски, как будто у него и на пяточках жирок. Зато борода у него всегда аккуратная, и весь он аккуратный и добрый, и с детства он был моим любимым священником и, наверное, негласным духовником.

— Как идет? — спрашивает он, чтобы то ли начать разговор, то ли узнать что-то новое о психологии, и подсаживается ко мне, благословляя по дороге в воздухе, а когда уже садится, кладет руку на голову. Почему не все священники так делают? Это куда приятнее, чем целовать руку, не говоря уже о языке тела и символике власти.

— Сегодня отстой. Не мой день.

— Да? А что такое?

— Это же вы ко мне направили Елену с мужем? Созависимость пока мое слабое место…

Опять вставила термин, чтобы умаслить отца Георгия!..

— А у меня для тебя еще один клиент есть. Дал твой номер буквально вчера, должна позвонить. Мне не рассказывать, в чем дело?

— Нет-нет, спасибо, лучше я от клиента послушаю.

Это тоже наш выстраданный договор. Узнавать про клиента из третьих рук — неблагодарное дело, бесполезное и попросту неэтичное.

— Неудачные дни у всех бывают, ничего. Я вот представляю: отец Игнатий наконец совсем утверждается, что психология — это все серьезно, и мы расширяемся, и, может, даже в один день у нас своя психологическая служба будет.

Психологическая служба?..

— Что ты думаешь?

Что я думаю?..

— ?..

— Ты не бойся, это будет целиком твое детище. Наоборот, тебе будет где развернуться! Представляешь?

Я только успеваю усвоить слова отца Георгия, а думать не могу, потому что в моем внутреннем мире поднимается цыганский табор и начинает отплясывать и кружиться и ай-на-нэ-на-нэ!..

— Вы честно?

— Конечно! Я, может, поторопился, но ты не бойся, я тебя не тороплю.

— Нет-нет, вы простите, что я… в общем… блин… как круто было бы!

— Вот-вот! Я рад, что ты за. Знаешь еще? Помнишь отца Василия сына?

Кого?

— Служил у нас отец Василий, у него рак был, помнишь? Матушка его к нам продолжает ходить, а сын давно перестал. Так вот, он, оказывается, тоже психологией занимается! Пропал, потому что учиться уехал. Ты же знала?

Тут отец Георгий понял всю ошибочность этого направления разговора.

— В общем, вы с ним можете пообщаться… Не знаю, конечно, может, он не практик. В общем, не знаю, пока давай просто подумаем. Ну, ты прости. Я иногда как начну фантазировать, не могу остановиться… Ты помнишь, никто тебя не торопит! Ну, Сонька-пересмешница?

Это его прозвище мне, душевное и призванное обратить еще раз внимание на то, как он идет в ногу со временем. Я улыбнулась. Поискала на полках памяти сына отца Василия (самого отца Василия не застала, пришла в храм после), но мысли о возможной психологической службе развлекли. Представляю, как у меня отдельный кабинет (отдельное здание? нет, это слишком), очередь на запись, публичные лекции раз в месяц (в две недели?), я могу изучать христианскую психологию сколько душе влезет (это ты и сейчас можешь!), в общем — ух!.. — Стоп-стоп-стоп. Остуди голову!..

***

В дверь просунулась голова.

— Здравствуйте, я к вам? Вы София?

— А вы Михаил?

За головой показался торс.

— Да, это я.

Отец Георгий встал с видом «Ну, не буду мешать», поскорее пошел к выходу, видимо, думая, что если сбежит совсем скоро, можно считать, что клиента он и не видел. В двери у них произошла некоторая заминка: Михаил растерялся, как здороваться, протянул руку для рукопожатия, потом наклонил голову, потом все же сложил руки для благословения. Я воспользовалась моментом и поставила стул отца Георгия подальше, на «клиентское» расстояние. Михаил наконец закрыл за собой дверь и стал снимать куртку. Он был невысокого роста, живой, волосы как у злодеев на иконах — вздыбленные, но стильно. Основное мое ощущение было: «Ну вот, ничего я мужчин не боюсь, Чуня».

Одет он был похоже — вроде по-простому, как мальчишка-школьник, но тоже стильно. И вел он себя так же. Наконец Михаил сел и тут же посмотрел прямо мне в глаза, улыбаясь. Михаил пришел сегодня в первый раз.

— София, спасибо, что выделили время. Я на самом деле пришел с несколькими темами. Не знаю, с чего лучше начать.

— Что первое приходит в голову? — я заметила, что не выдержала паузу, и вообще как-то много энергии сразу стало в комнате.

— Да, можно так. В общем, я употребляю наркотики, — и снова посмотрел прямо в глаза, улыбаясь. — Вот что первое пришло! — и рассмеялся. — Вы этим занимаетесь?

— Хорошо, что вы спросили. Действительно, я не специалист по зависимостям.

— Так, хорошо, тогда я думаю, просто важно, чтобы вы это знали. Я думаю, мы можем говорить о другом, а наркотики — вы просто увидите, с чем они связаны. Так я думаю.

Теперь постараюсь все же не влезать, пусть говорит дальше.

— В общем, у меня проблемы с честностью. Я не знаю, как это сказать, но мне нельзя верить. Я сам себе не верю.

Немного держу паузу.

— Я вам верю, — сказала как поддержку, а получилось как шутка. Оба улыбнулись, но плохо. — Я хочу сказать, что редко люди приходят и начинают так сразу с проблемы. В этом слышится честный взгляд на себя, — криво, но хоть исправилась.

— Спасибо. Да, сейчас я тоже себе верю — я очень хочу здесь быть собой. Но уверяю вас, вы и не заметите, как я скачусь в это свое… двуличие! Я очень двуличный.

— Можете привести пример?

Он оживился, хотя и до этого был оживленный.

— Я занимаюсь кино. Я студент кинематографического вуза то есть. На прошлой неделе мы с однокурсником поспорили, что я сдам рецензию на несуществующий фильм и смогу ее защитить. Я назвал его «Не приходи». Нам показан обычный день из жизни человека: звонок маме, работа, промокшая обувь, обеденный перерыв, стычка с коллегой, все такое. Пока мы не узнаем в конце, что в этот день он решил самоубиться и прощался с жизнью. Идея была в том, чтобы показать, как мы можем не заметить за будничным поведением трагедии, агонии. Вот, я даже жалею, что уже сдал это как рецензию и теперь не смогу сделать такого фильма! Идея правда здоровская, да? В общем, я сдал. И знаете что? Это была лучшая работа на курсе!

— М-м! А где здесь двуличие?

— Ну как! Выставил препода идиотом перед всем курсом! Все же знали.

— Как-то это не похоже на двуличие. Какие у вас чувства, когда вы рассказываете об этой истории?

— Стыд. И такое… — он заерзал всем корпусом, изображая. — Азарт, что ли.

— Да, я тоже вижу вашу улыбку и ваши горящие глаза, и мне кажется, что вы — просто счастливы! — Да! — и он рассмеялся. — Но это же ужасно… — Почему?

— Я чувствую себя как какой-то бог злорадства, как Локи. Как будто я действительно по натуре злой. Как будто мне зло доставляет удовольствие. А оно доставляет!

— Что именно вам доставляет удовольствие?

Он задумался, но с замершей улыбкой. Потом снова заерзал.

— Какой я — красавчик! Прямо красава! Вот так.

— Что это значит — красавчик?

— Могу сделать что-то… подлое и еще и получить награду.

— Подлое? Это что-то против правил?

— Да-да-да! — он еще больше возбудился. — Я могу нарушать правила и оставаться безнаказанным!

— И сейчас я вспоминаю, вы сказали, что я пойму, как ваша история связана с наркотиками.

— Да, конечно, наркотики — про это же. Здорово, вы быстро замечаете! Спасибо за вашу внимательность.

Интересно, здесь мелькнула другая его сторона — галантная, я сказала бы.

— Да, я обожаю нарушать правила. Я даже… я не могу не нарушать.

— Я заметила, вы пришли на десять минут раньше. Он заулыбался еще шире.

— Я об этом не думал… Видите! Вы меня вычислили.

— У меня не было задачи вас вычислить.

— Нет, это здорово, я за!

— Значит, вам здорово, когда ваш «обман» (я загну ла пальцы в кавычки) раскрывается?

Тут он подвис, на что я и надеялась.

— Я не знаю. Может, только здесь? То есть я хотел бы, чтобы вы видели… То есть если я и здесь буду врать, то смысл, верно?

Он еще повисел.

— Хочу ли я, чтобы меня вычислили… Я не представляю. Мне постоянно снятся погони, вы знаете, — снова прямо в глаза. Хорошо бы заметить, в какие моменты он вот так делает глаза в глаза. — Киношные погони, прямо режиссерски отточенные, с разными локациями, стычками… Я эти сны так люблю!

— Хотите ли вы во сне, чтобы вас поймали?

— Конечно, нет! — почти закричал он. — Или да? Кажется, что точно нет. Я во снах как кролик, весь на животном страхе. Но этот страх… — он прижал кулак к сердцу, весь сжался, даже лицом, — тоже блин… кайф! Может, в этом и удовольствие? В страхе?

— Или в избавлении?

А в этот момент он вдруг как сдулся.

— Избавление… Не знаю, вот вы сейчас сказали, и я прямо…

— Сдулся?

— Да! — снова засмеялся он. — Да, прямо энергия ушла. Непохоже на удовольствие, — улыбнулся он, но по-другому, одной стороной, без глаз, точнее, глаза сделали что-то свое — загрустили.

— Давайте попробуем немного все собрать. Вы сказали, что пришли с вопросом нечестности. Но, кажется, что-то есть за этим вопросом, да?

— Да, верно.

— Как бы вы это сформулировали?

— Я хотел бы разобраться, почему я получаю удовольствие только от чего-то… если не сказать плохого, то скажем так: от того, что приносит мне потом вред.

Я покивала в знак: «Закрепили».

— Как вы сейчас?

— Классно, очень классно! Я даже не ожидал, что вот так окажется, про удовольствие.

— Я тоже не ожидала, что за первую встречу мы уже так глубоко пойдем. Чувствуется ваша готовность, ваша смелость.

— Спасибо, это звучит воодушевляюще, — снова мелькнул потомственный дворянин. — Я бы хотел еще рассказать о себе побольше, чтобы вы лучше представляли картину, но это уже, наверное, в следующий раз, верно?

Попрощались мы хорошо, Михаил уверенно протянул руку, пожал крепко, решительно, но пока он одевался, что-то показалось мне в его движениях резким, разбитым.

— Вы знаете, у нас действительно была насыщенная первая встреча, — добавила я, когда он уже пошел к двери, наматывая шарф. — Я попрошу вас не принимать важных решений в течение двух дней и особенно позаботиться о себе, хорошо?

Он улыбнулся снова одной стороной, полукивнул и вышел.

Михаил был редкий клиент, которого я в жизни до этого не видела, и я некоторое время сидела, переваривая впечатление, как удав слона. Впечатление действительно было слоновое! Первое было — я вспомнила триллион моментов, которые пронеслись в сессии, еле успев задеть мое внимание. Фильм, который он придумал, — почему самоубийца? Наркотики — забросил в начале и сразу ушел. «Двуличие», «Локи», «выставил препода идиотом» — где все это было в нашем процессе? Где его Локи? Определенно, этот клиент очаровывает. Он занимает собой все пространство, и ты не против, ты этим пространством заряжаешься, ты в нем греешься. И, действительно, здесь же легкий фон опасности, как когда ты в фуникулере над бездной — все же безопасно, безопасно, говоришь ты себе, а сам норовишь глянуть вниз.

Мне потребовалось время, чтобы просто успокоиться после этой встречи. И ко всему прочему — студент творческого вуза! Это будет интересная работа.

Домой я пришла еще слегка возбужденная, что, впрочем, бывало часто после консультации, просто потому что я люблю свою работу. Дома был только папа. Мы обнялись и разошлись по комнатам. Попробовала почитать — мысли немного мешали. Хотела писать журнал клиентов — почему-то не могла себя заставить. В итоге села смотреть сериал и просмотрела несколько серий подряд. За это время пришла мама и через пару серий позвала нас есть.

Я стараюсь готовить, честно. Но с мамой это настолько похоже на «наша Софушка нарисовала каляку, какая молодец», что в итоге мы договорились распределить дни, и сегодня был не мой день готовки.

— Мам, поставим стирку? — вспомнила я, уплетая фрикадельку. Это значит, я почти доела: абсолютно бессознательно я всегда оставляю самую вкусную часть блюда напоследок. Вплоть до того, что когда на миропомазании дают хлебушек с вином, я сперва объедаю все сухое и потом пропитанную вином часть. — Пап, тебе что-нибудь нужно постирать?

— Я у папы уже все собрала, — говорит мама, убирая на столе. — Все в корзине, свое добери — и можешь ставить.

— Хорошо! Как твой денек?

— Ох. Ноги, — отвечает мама.

— Помассировать тебе?

— Я папу попрошу. Пап, а? — и она гладит его по голове. Папа довольно и согласно мычит.

— Тогда я быстро соберу все, — говорю я и убегаю в комнату. Через минуту возвращаюсь со стопкой.

— Не забудь вытряхнуть карманы! Телефоны мы, конечно, еще не стирали, но никогда не поздно начать…

«Да-да», — уже мысленно отвечаю я, наскоро перетряхивая джинсы, когда из них что-то вызвенивает на пол. О-оу! Ключи.

Бегу в комнату за телефоном. Сообщение от Чуни:

«Ну, что, ты когда?» Я забыла.

— Мам, мне надо к Чуне сбегать! Стирку потом поставлю! — в панике начинаю надевать те же джинсы, которые так готовы были к стирке. И сую ключи обратно в карман.

***

— Прости, прости, я помню, вы в десять ложитесь, — начала я с порога, поскорее развязывая шарф.

— Ничего-ничего, все успеем, не торопись!

Я знаю это «не торопись». Это не «расслабься, не торопись», а скорее «не торопись, ведь кто познал жизнь, тот не спешит». Но что-то еще есть в тоне Чуни, что мне особенно не нравится. Какое-то хитрое возбуждение.

— Вот ключи, сразу отдать.

— Хорошо-хорошо. У нас тут еще гость, как раз вас познакомим.

А-а-а!.. Вот оно что.

— Сашин друг. И наш брат, психолог!

Мы уже начали проходить в кухню, где обычно сидели по вечерам, пили чай и вели те самые кухонные беседы, на которых держится русский менталитет. Честно, я не удивлюсь, если археологи станут откапывать в русских степях древние пещеры-кухни, в которых за берестяными плошками сидят скелетики-собеседники, которые так заговорились, что не заметили ледникового периода. Но помимо вековых традиций — на кухонных посиделках держится дружба.

Поэтому в моем взгляде был коктейль из стеснения, недовольства, недоверия и напряженности. Потому что за столом сидели, несколько прижавшись, чтобы всем хватило места, Саша (муж Чуни и наш дьякон) и молодой человек, которого можно было бы описать как «среднего возраста», хотя, я думаю, ему не было и тридцати пяти. Возможно, дело в очках и бороде, которые не старят только священников.

— Соня, это Клим, Сашин друг. Клим, это Соня… моя подруга! — со смехом добавила Чуня. Клим кивнул медленно, как йода. — Сонь, садись вот сюда. Мы как раз рассказывали, как ты устроилась в нашем храме.

— Устроилась?

— Клим — наш коллега, психолог, и вот мы как раз думали о возможности сотрудничества.

Значит, это тот самый Клим. Его наше знакомство, по всей видимости, оторвало от разговора с отцом Сашей, и он, не зная, продолжать разговор с ним или начинать со мной, выбрал пить чай. Как хомячки, которые вылизываются в любой непонятной ситуации.

— У нас даже с тобой еще сотрудничество не наладилось!

— Не смеши меня, мне сейчас не до сотрудничества. Другие приоритеты, — и Чуня снова улыбнулась, бросив взгляд вниз, на свой животик. Много она улыбается что-то. — Клим рассказывал о групповой супервизии, на которую ходит.

— Групповой супервизии? — я постараюсь быть вежливой и поддержать тему, тем более что она отчасти уводит в сторону от меня и консультирования.

— Да, — начал Клим. Он говорит медленно, немного как лектор. Сын священника, ясное дело. — Знакомый священник, отец Сергий Старорядов, вы не знаете такого?

Я не знала.

— У него первое образование — психолог, он когда-то психологию бросил ради священства, но вот решил вернуться. Организовал совместно с коллегой, а она в экзистенциальном направлении работает, группу супервизорскую. Как раз для психологов, интересующихся христианской психологией.

— И как?

— Мы только начали, одна встреча прошла.

— Я говорю, Соня, это как раз то, что тебе нужно!

— Групповая супервизия?

Мне представилось, как десять психологов сидят и объясняют тебе всю твою профессиональную никчемность.

— Супервизорами выступают только двое — отец Сергий и коллега. Остальные — приносят случаи, — попытался объяснить Клим.

— Это же то, о чем мы сегодня говорили! Соня как раз переживает по поводу процесса работы.

Ядовитый Фрейд пошел в дело. Нужно остановить ее, пока не поздно.

— Почему бы и не попробовать? Наверное, в любом случае первые встречи открытые, да? — уточнила я, как бы добавляя: «Мы и сами про групповую работу кой-что слышали-с».

— Конечно. Давай я запишу твой номер и скину тебе информацию?

Во-первых, Клим перешел на «ты» слишком быстро. Во-вторых, Чуня слишком явно торжествовала. Я стала диктовать номер с чувством «никогда Штирлиц не был так близок к провалу».

Из книги Зои Усковой «Терапия оглашенных. Хроники молодого психолога». — М.: Никея, 2020.