Подпишитесь
на наш Телеграм

 

   ×

Я священник уже более десяти лет, но только сейчас до меня стало доходить, насколько порою мы неправильно исповедуемся. Ведь дело не в том, что мы говорим, а в том, как мы говорим, что скрывается за нашими словами о грехах. Часто наши исповеди превращаются в пустые разговоры о жизни. Бабушки жалуются на здоровье и что уже не могут поститься, не забыв тут же обсудить с батюшкой, какие у нас плохие политики, ужасная медицина и мизерные пенсии, и как достала злобная соседка. В любом случае всякий человек жаждет утешения в его скорбях, и потому это нормально, что и от священника кающийся ожидает понимания, сочувствия, участия в его личной жизни и ее обстоятельствах. Но при этом важно, чтобы исповедь не перерастала в душевный разговор о погоде, пенсиях и болезнях. Об этом можно просто поговорить и вне исповеди, вне богослужения, присев на лавочку или попивая чай. Исповедь должна оставаться исповедью, где есть место разговору о душевных ранах, о боли в сердце, о грехах, наших промахах.

Но бывает иная беда. Когда человек вроде говорит о грехах, но при этом в них не кается. То есть называет их грехами, говорит о них, потому что так НАДО, но сердце его данные поступки истинными грехами не считают. Более того, в таком «покаянии» мы ищем оправдания себя, мы ищем виноватых. Типичный пример: «Каюсь, батюшка, вчера пришлось нагрешить, муж пришел домой выпивший, и мне пришлось его обматерить, и даже ударить. Ну а еще пришлось его обмануть, спрятать часть денег с зарплаты, а то ведь так на платье себе не накоплю. Ну а как иначе? Он же иначе не понимает, надо только так! Ой, грешна! Но он же, такой-сякой, он мне всю жизнь испортил, я его столько терплю, все переношу смиренно, а он по выходным пьет с друзьями! Ну как тут не грешить мне? Ну а так – вроде и все грехи мои». Таких историй – масса, пруд пруди.

У Ф. М. Достоевского в романе «Идиот» есть занимательная история о том, как господа играли в одну игру. Каждый участник вечера должен был поведать всем присутствующим тот свой поступок, который считает самым ужасным и недостойным в своей жизни. Этакая публичная исповедь в закрытой группе близко знакомых людей. Результат вышел ошеломляющим: каждый рассказчик после кратенького повествования своего проступка переходил к рассказу о том, сколько после этого он совершил добродетельных поступков, хвастаясь своим благородством, говорил об извинительных обстоятельствах, которые к подобному поступку привели.

Достоевский, будучи гениальным знатоком устройства христианской души, в этой истории ярко раскрывает именно такое покаяние без раскаяния. Так и перед Богом, перед обществом, перед Церковью, перед близкими мы избавляемся от жгучего чувства внутреннего дискомфорта, сливаем эмоции и ждем сочувствия. Ждем, чтобы кто-то сказал, да ладно, мол, конечно, иначе было и нельзя, да и вообще какая (какой) же ты молодчина! Ждем оправдания и даже похвалы, как бы парадоксально это ни звучало. А иногда ждем и сатисфакций, особенно если нас обидели в церкви, или обиду причинил человек церковный. И так мы поступаем ведь не только на исповеди, так же мы ведем себя и в жизни по отношению к другим людям, когда формально просим у них прощения. Так же мы общаемся с Богом в личной молитве. Формализм, жаждущий утешения собственной ущемленной гордыни и честолюбия.

Еще в Ветхом Завете в своем покаянном псалме царь Давид изображает явные признаки истинного покаяния, ведь покаяние не является самоцелью. Сам факт признания себя грешником – бесполезен, если не имеет плодов. А плод покаяния – когда человек в раскаянии достигает смирения, незлобия, искренне понимает себя и только себя источником того зла, что возникло в его душе. Когда внешние факторы видятся лишь сопутствующими обстоятельствами, а другие участники конфликта – такими же, как ты, попавшими в одну беду с тобою. Такое покаяние не нуждается в оправдательных элементах, не осуждает других людей, не нуждается в похвале, оно самодостаточно и врачует душу, позволяя Богу войти в человеческое сердце и действовать в нем.

И. Айвазовский. Дождь

Когда корабль попадает в шторм и может быть разбит о рифы, уйти на дно, никто из матросов не винит ветер, волны и друг друга в постигшей беде. Никто не кичится при этом своей выправкой, знанием морского дела, количеством морских походов и годами, проведенными в море. Но члены команды всеми силами стараются удержать судно на нужном курсе и уберечь от потопления, действуя слаженно, одной командой. Каждый просто делает свое дело. Так и покаяние – это усиленная работа во время шторма, требующая внимания к своему сердцу, направлению своих мыслей, мотивации своих поступков.