15 октября — день рождения Фридриха Ницше. Ницше — вероятно, самый радикальный критик христианства, ему принадлежат слова «Бог умер». Как к нему относятся христианские мыслители? — и самое интересное: почему для многих и многих христианских мыслителей Ницше был скорее «союзником»? — почему для них «смерть Бога», это, казалось бы, столь радикально атеистическое высказывание — послужило освободительным событием для христианской веры? Давайте рассмотрим несколько примеров.
Книги
Лев Шестов — радикальный религиозный экзистенциалист, бросивший вызов разуму и обыденной морали во имя веры в Бога. И вот для Шестова Ницше оказывается важнейшим союзником.
«Добро в учении графа Толстого и Ницше» — ранняя книга Шестова, где он впервые явно высказал свое послание. Добрый гуманист Толстой, проповедник разумной и нравственной религии и безбожник, имморалист Ницше. Может быть, не все так очевидно? Кто из них ближе к Живому Богу Писания, Имя Которого страшно? Ницше, ниспровергающий неизвестно откуда взявшиеся идолы Разума и Добра, бесстрашный искатель истины — не ближе ли он к Аврааму, покидающему родину и приносящему в жертву сына, к Иову с его воплем, к Павлу с его отвержением Закона, с его «юродством». Какое отношение «разумное добро» Толстого имеет к «безумию во Христе»?
Шестов в книге «Добро в учении графа Толстого и Ф. Ницше» напоминает о том, что христианство совсем не «розовое», по сути, о формуле «Страх Божий — начало премудрости». Вот послание Шестова, о котором верующим не стоит никогда забывать: «Нужно искать того, что выше сострадания, выше добра. Нужно искать Бога».
«Достоевский и Ницше. Философия трагедии» — одна из лучших книг Шестова. Достоевского и Ницше часто сравнивают. Это и понятно: какими бы разными ни были их пути, оба не боялись дойти до края, посмотреть в бездну. А это всегда значит: приблизиться к Богу. «Смерть Бога», провозглашенная Ницше, по очень многим толкованиям (Шестова в том числе) — была смертью новоевропейского Бога — Бога гуманистической морали, удобного Бога системы, Бога философии — «нравственного и метафизического Бога», а не Бога Писания и Церкви. Достоевский шел по этому же пути (когда, например, говорил, что выберет Христа, а не истину — то есть Живого Бога, а не метафизическое суждение).
Шестов «определяет» философию трагедии: «Философия же есть философия трагедии. Романы Достоевского и книги Ницше только и говорят, что о «безобразнейших» людях и их вопросах. Ницше и Достоевский, как и Гоголь, сами были безобразнейшими людьми, не имевшими обыденных надежд. Они пытались найти свое там, где никто никогда не ищет, где по общему убеждению нет и не может быть ничего, кроме вечной тьмы и хаоса, где даже сам Милль предполагает возможность действия без причины. Там, может быть, каждый подпольный человек значит столько же, сколько и весь мир, там, может быть, люди трагедии и найдут то, чего они искали… Люди обыденности не захотят переступить в погоне за таким невероятным «быть может» роковую черту».
Ницше известен как величайший антихристианский философ. Ясперс в своем небольшом исследовании «Ницше и христианство» показывает, что с отношением Ницше к христианству все совсем не так просто.
Общая логика отношений Ницше и христианства Ясперсом намечается так:
«Захваченность Ницше христианскими импульсами, затем — использование их в борьбе против христианства и, наконец, поворот вспять, в котором вновь отвергается все, что было позитивно утверждено наперекор ранее отвергнутому христианству, — это движение составляет основную структуру ницшевского мышления».
«Идол и дистанция» — первая книга, может быть, самого большого мыслителя наших дней — Жан-Люка Мариона. Здесь предпринимается попытка помыслить Бога при помощи феноменологической философии. Бог после «смерти Бога», Бог вне метафизики, онтотеологии и т. д.: Бог, а не идол, Бог апофатического богословия. Без Ницше тут не обойтись — и первая часть книги посвящена ему. Ницше в «смерти Бога» провозглашает ниспровержение метафизики, смерть «Бога» как понятия, чем освобождает веру в Бога Писания:
«Настало время спросить себя: коль скоро Ницше отнюдь не провозглашал никакого воинствующего атеизма, как это расчетливо, стремясь сделать его своим союзником, утверждают тупые идеологии, не был ли он тем, кто вместе с безумцем «ищет Бога, взывая к Богу»? Не был ли он — еще более причудливым образом — «последним немецким философом, который со страстью и страданием искал Бога» (Хайдеггер)? «Не опрокидывать идола, но убить идолопоклонника в себе: вот в чем твое мужество» (Дифирамбы…, 202). Убить в себе идолопоклонника означает: жить в не–идолатрическом пространстве, чтобы дерзко, лицом к лицу, подступиться к божественному, таинственно осеняющему эти поля».
«Хайдеггер и Ареопагит, или Об отсутствии и непознаваемости Бога» — шедевр современной православной мысли. Ницше и его весть о «смерти Бога» — одна из главных тем книги. «Смерть Бога» — не есть личное мнение Ницше, это — просто констатация свершившегося факта западной истории, закономерный продукт отхода Запада от Церкви первых веков:
«Проповедь Ницше есть косвенное, но вполне ясное выражение фундаментальной «ереси» — отклонения от первоначального события Церкви. Это отклонение составляло исторический соблазн западного христианства, проявляясь в изощренном интеллектуальном и социальном принуждении и, в конечном счете, в «орелигиознивании» Церкви, то есть в превращении ее в религиозный институт, обеспечивающий отдельному человеку эмоциональные и интеллектуальные гарантии через поддержание нравственно–практических целесообразностей социальной жизни. Отличия западного христианства от единой Церкви первых веков (в догматике, культе, искусстве, организации) в совокупности привели к радикальному искажению экклезиологического самосознания и идентичности западных христиан».
«После христианства» — книга, где Ваттимо осмысляет самую возможность веры в современную эпоху, парадоксально формулируя свою позицию как «верить, что ты веришь». Для Ваттимо, как и для многих христианских мыслителей, «смерть Бога» — есть позитивное для христиан событие:
«Мое же намерение состоит скорее в том, чтобы показать, как именно плюрализм эпохи постмодерна позволяет (лично мне, но я полагаю, что можно говорить и о ситуации в целом) вновь обрести христианскую веру. Итак, если Бог умер, и, следовательно, философия осознала, что она больше не может надеяться на то, чтобы наверняка постигнуть последнее основание, то тогда одновременно иссякла также и «потребность» в философском атеизме. Лишь философия «абсолюта» может считать себя вправе отвергать религиозный опыт. Но, возможно, в провозвестии Ницше о смерти Бога следует увидеть нечто еще более важное. Бог умер, пишет Ницше, потому что верящие в него — его подданные — его убили, то есть они научились не врать, ибо это был его завет, и в конце концов они поняли, что сам Бог — это всего лишь ненужная ложь. Но в контексте нашего опыта эпохи постмодерна это означает следующее: именно потому что Бог — последнее основание, то есть абсолютная метафизическая структура реальности, — отныне утрачен, вера в Бога становится вновь возможной».
Статьи
«Свобода и истина у Ницше» — статья Шломо Пинеса, где подчеркивается родство Ницше и апостола Павла (впрочем, Пинес — далеко не единственный, кто подмечал это сродство).
«Проповедуемая Павлом свобода довольно точно соответствует тому, что Ницше называл свободой, «обращённой вовнутрь» (интериоризованной), ответственной за появление столь многообещающего, по мнению философа, феномена «неспокойной совести». И всё же, несмотря на имеющееся здесь явное сходство, Павел был одним из самых антипатичных Ницше исторических персонажей.
Мне представляется, однако, что есть все основания усмотреть у самого Ницше (пользуясь его собственной формулировкой) тенденцию к личностной «интериоризации свободы», в значительной степени сходную с тем, что он у других пренебрежительно называл «рабским бунтом в сфере морали», видя в Павле один из архетипических случаев такого бунта.
Согласно одному из пассажей [Ницше], свобода человека — не важно, скептика ли, атеиста, нигилиста, отвергающего ли мораль, религию и т. д., но при этом сохраняющего веру в возможность познания истины — есть всё ещё свобода неполная. Говоря словами Ницше: «Такие люди далеки от того, чтобы быть свободными духовными существами, ибо они всё ещё верят в истину». Свобода, точнее, её специфическая интериоризованная разновидность не может вынести никаких ограничений. Её неумолимая логика требует в конечном счёте освобождения и от Истины, как в своё время Павел должен был освободиться от Закона»,
В книге «Религия после атеизма» Эпштейн разбирает новые возможности религии, открывшиеся ей после «смерти Бога». Эпштейновская «Теология жизни» посвящена «той проблематике, которая первоначально была выдвинута ницшевской философией жизни под знаком атеизма или богоборчества. Для Ницше смерть Бога — необходимое условие торжества жизни: «Понятие „Бог“ выдумано как противоположность понятию жизни — в нем все вредное, отравляющее, клеветническое, вся смертельная вражда к жизни сведены в ужасающее единство!» Одна из линий теологического переосмысления атеизма состоит в том, чтобы заново сблизить «Бога» и «жизнь», показать нераздельность «Бога живого». Именно возвращение к Древу жизни от Древа познания добра и зла определяет вектор библейского повествования, который прослеживается через Книгу Иова, Книгу Екклесиаста и «Песнь песней». Проблематика жизни в ее глубинной абсурдности и непознаваемости получает здесь интерпретацию в рамках библейской теологии, которая оказывается гораздо ближе мироощущению современного человека, «постатеиста», чем принято думать».
В книге «Конфликт интерпретаций», в её разделе «Религия, атеизм, вера» Рикер в русле тех идей, о которых уже много сказано выше, пишет:
«Теперь вопрос стоит как никогда настоятельно и озадачивающе: можем ли мы признать какое бы то ни было религиозное значение атеизма? Разумеется, нет, если мы берем слово «религия» в узком смысле — в смысле архаического отношения человека к грозящей опасностью воле Священного; но если верно, что «отвергнут лишь моральный Бог», то путь перед нами открыт — путь, полный сомнений и опасностей, по которому мы будем пытаться идти».
«Умер» моральный и метафизический Бог — и мы можем наконец обратиться к Богу Живому.
В двух томах «Фридрих Ницше и русская религиозная философия» можно прочесть самые разные отклики на творчество и судьбу Ницше: статьи Владимира Соловьева, Евгения Трубецкого, Вячеслава Иванова, Андрея Белого, Григория Рачинского, Лу Саломе, а также переводы Ницше, вышедшие в дореволюционной России.
Лекции
«Ницше и христианство». Философ Александр Секацкий поразмышляет о Фридрихе Ницше — радикальном критике христианства.
Фридрих Ницше, вероятно, самый радикальный критик христианства, ему принадлежат знаменитые слова «Бог умер». Но почему для многих христианских мыслителей Ницше был скорее «союзником»? Почему для них «смерть Бога», это, казалось бы, столь радикально атеистическое высказывание — послужило освободительным событием для христианской веры? Философ Александр Секацкий сравнивает путь Иисуса и путь ницшевского Заратустры, находя меж ними много общего.
В лекции «Страдание и спасение» современный русский философ Секацкий сравнивает путь Иисуса и путь ницшевского Заратустры, находя меж ними много общего, считая, однако, что путь Иисуса — радикальней, «беззаботней» пути Заратустры.
В курсе Сергея Хоружего «Становление нового антропологизма в европейской мысли XIX–XX вв.» можно найти три лекции под названием «Фридрих Ницще: преодоление метафизики?»
В курсе Сергея Пименова «История философии от эпохи Просвещения до XX века» можно найти лекции «Фридрих Ницше. Дионисийское и аполлоническое начала» и «Фридрих Ницше. «По ту сторону добра и зла». Введение в философию XX века».
В курсе «Философия Просвещения и XIX века» — две лекции о Ницше.
Наконец в курсе «Философские основания протестантизма: история и современность» — лекция «Предетечи диалектической теологии: Фридрих Ницше».
В «Лекциях по истории философии» Ивана Негреева можно найти две лекции о Ницше.