на наш Телеграм
В преддверии Вербного воскресенья Тимур Щукин размышляет об одной из драматических линий этого события — о том, что Христос принес иудеям и всем нам вовсе не то, что мы от Него ожидали.
Поговорим о политике — тем более что евангельский рассказ о входе Господнем в Иерусалим к этому располагает.
В интернетах есть такой шаблонный мем «ожидание и реальность»: я жду чего-то прекрасного, конструирую будущий мир, исходя из своих представлений о прекрасном, предполагаю, что и мир как бы сам по себе стремится к этому идеалу. Но оказывается, что прекрасное, если оно и существует, вовсе не тождественно моему представлению о нем, а главное, что и «мир не прост, совсем не прост», он не собирается подстраиваться под меня.
Помните рассказ Уильяма Джекобса «Обезьянья лапка», где некая волшебная сила исполняет любые три желания, и притом исполняет их буквально, точно следуя тому, что произнес «клиент»? Вот только исполнившееся желание оборачивается горем, трагедией. Все потому, что когда мы чего-то хотим, мы не можем учитывать всего многообразия мира, всей полноты действительности, ее многомерных природных закономерностей и сложнейшего переплетения человеческих воль. Исполнение желания — это слом системы «под нас», это искривление гармоничной картины, искажение тонкой настройки мироздания.
Естественно, что, поскольку мы являемся «субъектами» этой трансформации, то есть она происходит только относительно нас, мы же первые и получаем отдачу — как от автомата или взбесившегося станка. Так бывает даже тогда, когда мы хотим чего-то высокоморального. Девочка из «Цветика-семицветика», которая потратила последнее желание на то, чтобы исцелить мальчика-инвалида, вызывает симпатию, если рассматривать ее поступок изолированно, если видеть в нем только жертву. С точки же зрения мировой механики, того, как устроена реальность в целом, остается только догадываться, что именно в ней поломалось, чтобы починились ноги мальчика Вити.
К чему это я? К тому, что исполнение желания может быть только следствием личных усилий, более или менее напряженного труда, смысл которого не только в том, чтобы приближать желанную цель, но и в том, чтобы согласовывать себя и свои поступки с действительностью, прежде всего с поступками, с волевыми устремлениями других людей. Без этого — крах, катастрофа. Хорошо, если только личная.
Иудеи, которые встречали Христа радостными восклицаниями и пальмовыми ветвями, ожидали одного, а получили другое. Они, конечно, чаяли внешнего обновления жизни, социальной и политической справедливости, свержения римского владычества и восстановления национального суверенитета. Они пребывали в состоянии политической эйфории — коллективное переживание, вполне знакомое нам и по мемуарам о феврале 1917 года, и по собственным воспоминаниям об августе 1991 года, и по новостям из Туниса и Египта. Эта политическая эйфория — хороший пример того, чем опасна волшебная «обезьянья лапка».
Ваша мечта сбывается — жизнь меняется, несправедливая иерархическая система ломается, народ получает свободу. Но и участники, и жертвы таких мгновенных и чудесных преобразований, поскольку не знают, как в действительности работала разрушенная социальная система, и уж тем более не знают, как должна работать новая и чаемая ими, оказываются перед лицом — получите, распишитесь — хаоса. Затем обнаруживают себя под властью тех, кто понимает, как оно все устроено. А затем опять во власти хаоса.
Революционное действие мало чем отличается от манипуляции с волшебным артефактом. Бросить бомбу, разгромить полицейский участок, поставить палатку на площади и надеть каску — это то же самое, что сказать «по щучьему веленью» или «лети, лети, лепесток».
И то, и другое действие — вторжение в сложную природную и социальную реальность, слом ее без всякого понимания того, что делать дальше. Это большевистская иллюзия, что революцию можно сделать «по плану». В лучшем случае можно выжить после кораблекрушения и, подобно Робинзону, как-то обустроить жизнь в новых условиях.
Существует мнение (его разделяют и многие древние толкователи Писания), что иудеи окончательно потеряли свою государственность, потеряли Иерусалим и Храм, потому что распяли Христа. Что это было как бы наказанием за отвержение Спасителя. Но, во-первых, Христа распяли одни, а в Иудейских войнах, описанных Иосифом Флавием, участвовали другие (не говоря о восстании Бар Кохбы начала II в.) — мы же не можем приписать Евангелию идею коллективной ответственности. А во-вторых, национальная иудейская катастрофа — это же типичный пример закономерности «обезьяньей лапки».
Иудейские повстанцы резали греков в Египте, на Кипре и в Киренаике, потому что считали, что это кровавое действие каким-то образом приближает восстановление Иудейского царства. Реальность, до того, видимо, не охваченная сознанием мятежников, заключалась в том, что при политическом раскладе начала II века иудеи победить не могли, а потерять все могли. И потеряли.
Милость Господа к иудеям заключалась и в том, что Он не стал осуществлять их мечты. Напротив, указал на то, куда они приводят:
«И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем и сказал: о, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего».
Лк 19:41–44
Ну конечно, Иерусалим не знал, что служит к миру его, так же, как не знает об этом любой, кто мечтает о мгновенной реализации сколько угодно прекрасного замысла.
Что же служит к миру? Понятно, что не буржуазно-мещанское спокойствие, всегдашнее довольство своим обедом и женой. Как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов):
«Пришествие Господа сопутствуется превысшим слова и постижения миром, миром благодатным, достойным подателя его, Господа. Этот мир не имеет никакого сравнения с естественным спокойствием падшего человека, который может ощутить спокойствие и удовольствие от наслаждения плотского, который может счесть спокойствием самое нечувствие свое, самую вечную смерть свою».
Но, как мы уже поняли, речь не идет и о мечтательном революционном буйстве, которое ведет к той же смерти, только другим путем.
Мир приобретается трудом — веселым и скучным, радостным и печальным, индивидуальным и с кем-то вместе. Только в этом случае реальность — а она создана Богом, в ней Его закон — сообразуется с нашими ожиданиями.
Новая реальность пришествия Спасителя, реальность того, что Он входит в наш мир, в наш дом, в нашу семью, в наше общество, невообразимо сложна для понимания. И потому Христос не столько обвиняет иудеев, и всех нас вместе с ними, в том, что мы чего-то «не догоняем», что вот Он пришел, а мы Его не поняли, что онтологические координаты изменились, а мы не в курсе, сколько призывает: откажитесь от иллюзий, откажитесь от простых рецептов, от желания изменить мир щелчком пальца; сделайте над собой усилие, включите мозг, закатайте рукава, наденьте походные сандалии. И вперед — со Мной на Голгофу, а затем до самых отдаленных концов Вселенной.
