на наш Телеграм
Обсуждение проблем духовной жизни православных христиан неизбежно упирается в таинство Покаяния. Исповедь в большинстве случаев является единственным способом для мирянина пообщаться со священником и получить индивидуальное духовное наставление. В то же время именно с этим таинством связано много проблем, вопросов, а иногда и поломанных судеб и расцерковлений. Одна из серьезных проблем заключается в том, что под одним названием и чинопоследованием объединился ряд совершенно разных чинов, каждый из которых важен как отдельный элемент. Но исполнять одновременно разные функции один чин не может. Ниже я постараюсь описать каждый из элементов.
О начале христианской жизни чрез покаяние
Во-первых, через таинство Покаяния новоначальный обычно присоединяется к Православной Церкви. Хотя жизнь в Церкви должна начинаться в крещении, но крещение младенцев приводит к тому, что, как пишет свт. Феофан Затворник, «в ранние лета юноши, по собственному ли влечению или по соблазну от других, забывают их, начинают привыкать к худому и привыкают. Все таковые не имеют уже в себе жизни истинно христианской; им снова надобно начинать ее. Святая вера наша предлагает для сего Таинство покаяния». Иначе говоря, первая исповедь есть замена таинства Крещения. И не случайно в чине звучат слова «ибо крестишься вторым крещением в этом таинстве христианском». Можно сокрушаться как это плохо, но это наша реальность. Настоящая проблема в другом. Для присоединения новоначального, мирского человека к Церкви недостаточно пятиминутной беседы в переполненном храме. Традиция Церкви предполагает оглашение новоначальных. И в общем-то было бы разумно отправлять желающих стать христианами сначала на оглашение, потом на исповедь в специально выделенное время. Некое движение в этом направлении присутствует, но, к сожалению, слишком редко в наших храмах встречаются написанные прямым текстом рекомендации о первой исповеди договориться заранее с указанием номера телефона священника (а в идеале еще и WhatsApp`а и “ВКонтакта”: многим проще написать, чем позвонить).
Скажи мне, чадо: не был ли ты еретиком или вероотступником?
Вторая роль таинства Покаяния – возвращение в Церковь отпавших. Мне кажется неверным отождествлять отпавших и тех, кто никогда в Церкви не был (даже если был крещен в детстве). По сути это именно об отпавших. Именно об отпавших и идет речь в наших Требниках. Весь чин совершается над одним («а не два, или многия») кающимся и подразумевает продолжительную беседу. Хотя считается, что именно этот чин совершается у нас регулярно, но миряне с ним практически не знакомы. Исповедь начинается не с грехов, а с выяснения, во что верит христианин (тексты Требника даны в переводе иеромонаха Амвросия Тимрота):
Прежде всего спрашивает его о вере: Скажи мне, чадо: веруешь ли так, как Церковь Кафолическая, апостольская … передала нам и научила? И если сомневаешься, то в каком предании? И, если верит православно и без сомнений, да читает Символ Веры:
За 10 лет в Церкви я ни разу не слышал этого вопроса. О грехах спрашивают. О вере нет. Даже в «Анне Карениной» священник разговаривает с Левиным, пытается его убедить. Сейчас это исчезло совершенно. Главный вопрос не о вере. Исповедоваться может православный, протестант, кришнаит или суевер, которому посоветовали карму почистить. Если он назовет десяток грехов – скорее всего его пропустят к Чаше. Утверждение о том, что нынешняя исповедь «защищает» Чашу от случайных людей, не подтверждается практикой…
Очень много говорится о том, что Христос не может простить грешника без священника. Это верно лишь отчасти. Действительно, апостол Иаков призывает: «Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга» (Иак 5:16). Но здесь не идет речь о том, что признаваться нужно именно пресвитеру. Хотя действительно именно через людей кающийся грешник получает опыт той любви, которая «любит грешника, но ненавидит грех».
Но неверно считать, что именно священнику принадлежит решение о вечном спасении человека. Право взять и решить, данное лично Петру, через пару глав Евангелия адресуется всем христианам. И этот стих толкуется (свт. Иоанном Златоустом, блаж. Иеронимом Стридонским) как долг христиан прощать грехи, совершенные против них. Если же говорить о праве духовенства вязать и решить, то создатель канонического латинского текста Библии, блаженный Иероним Стридонский, толкуя эти слова, резко отрицает активную роль священника в прощении грехов:
Епископы и пресвитеры, не понимая этого места, усваивают себе нечто из превозношения фарисеев, так что или осуждают невинных, или считают своим правом разрешать виновных, хотя перед Богом требуется не приговор священников, а праведная жизнь виновных. Мы читаем в книге Левит о прокаженных, где повелевается, чтобы они показались священникам, и если на них есть еще проказа, то они признаются от священника нечистыми (immundi fiant – делаются нечистыми); это не то, что священники делают их прокаженными и нечистыми, а то, что они имеют знание о признаках прокаженного и не прокаженного и могут различать того, кто чист или нечист. Таким образом, как там священник прокаженного делает или чистым, или нечистым, так и здесь священник или пресвитер связывает и разрешает не тех, которые неповинны или виновны, но по долгу своего служения, когда услышит различие грехов, то знает, кто должен быть разрешен и кто – связан (На Евангелие от Матфея 16:13).
Священник здесь не принимает решения: вязать или решить. Как ветхозаветный священник знал признаки проказы и мог подтвердить исцеление, так и новозаветный священник знает в каком случае дается прощение, а в каком случае человек остается нераскаянным грешником. Но, разумеется, для этого нужно иметь актуальное каноническое право, а не канонический произвол, когда один может назначить многолетнюю епитимью «по закону» а другой считает ситуацию нормальной и допускает того же человека к Чаше.
Возможность допустить кающегося к принятию Святых Христовых Таин
Неразрывная связь таинств Исповеди и Евхаристии общепризнанна в Русской Церкви. За ее пределами она практически отсутствует, даже среди православных. Основной аргумент против отмены этой связи хорошо известен. В недавно принятом документе «Об участии верных в Евхаристии» он звучит следующим образом: «В условиях, когда многие приходящие в храмы еще недостаточно укоренены в церковной жизни, в связи с чем подчас не понимают значения Таинства Евхаристии или не осознают нравственных и канонических последствий своих греховных деяний, исповедь позволяет исповедующему священнику судить о возможности допустить кающегося к принятию Святых Христовых Таин».
Действительно, к участию в Евхаристии допускаются христиане. Но, как я уже упоминал выше, нынешняя исповедь не проверяет является ли человек христианином или нет. Форма разговора о грехах не мешает подойти к Чаше человека любых убеждений. Говорят, что о. Даниил Сысоев говорил, вынося Чашу, что причащаться могут только православные христиане, верующие в Святую Троицу. Но обычно этого нет и «причащаются только те, кто был на исповеди и получил благословение священника». Даже атеист (например, по настоянию родных) может причаститься ни разу не солгав.
С другой стороны, аргументация документа выглядит крайне странной. Говоря о том, что приходящие в храмы не укорены в церковной жизни, документ требует от всех исповедоваться перед причастием. Как огромное исключение упомянута возможность с благословения духовника причащаться без исповеди целую… седмицу. Внимание, вопрос: а что, все миряне, которые много лет ходят в храм, тоже «недостаточно укоренены»? Что, священник не уверен в том, что прихожане, которых он знает много лет, за неделю не стали язычниками? Ведь противоречие очевидно. Если цель отсечь случайных, то верным священник может дать возможность причащаться без исповеди. Во всяком случае в своем храме. Но получается наоборот. Документ фактически запрещает причащаться, если с прошлой исповеди прошло больше недели. Очень странная позиция и складывается впечатление, что «случайные люди у Чаши» – лишь повод. Ведь, если разделить для хорошо знакомых прихожан исповедь и причастие (допустим, через благословение исповедоваться вне богослужения, изредка, но с диалогом), то у священника будет достаточно времени, чтобы серьезно поговорить с людьми, которых он на службе видит первый раз. И наоборот, когда проверяют всех, то нет времени серьезно поговорить с новопришедшими.
Хочу добавить, что если данный разговор со священником – это именно пропуск к Чаше, то священник просто должен удостовериться, что данный человек – православный христианин, не имеющий канонических препятствий. Не более того. Священник не является его духовником, и вопросы должны быть достаточно четко регламентированы. Как и говорит Требник, «сначала спросить о вере». (И было бы здорово спрашивать не в объеме Никео-Царьградского символа веры, насыщенного сложными богословскими терминами. Для этой цели достаточно понятного всем древнего Апостольского символа веры, на положения которого легко ответить “да” или “нет” (в отличии от «единосущия» или «Господа Животворящего»). Да, разумеется, можно спросить и о грехах. Но о грехах смертных, за которые сегодня отлучают от Церкви. Не тысячу лет назад отлучали, а в современной приходской практике. Причем отлучают всех, а не так, что половина священников отлучает, а половина считает вариантом нормы. И, разумеется, недопустимо требовать рассказать о тех грехах, которые были уже исповеданы священнику ранее. Должен появиться весьма четкий список вопросов, подобный существующему в Требнике, правильный ответ на которые означает возможность допустить незнакомого человека к Чаше. Это поможет и решить проблему случайных людей у Чаши, и позволит мирянину остановить младостарчествующего священника, перешедшего границу. Пока же таким символом веры является «грешен гордыней, маловерием, гневливостью и т. д.»…
Таинство духовного роста
Несмотря на то что в списке это последний пункт, он должен бы стоять первым. Исповедь – это крайне важный инструмент духовного роста членов общины. Но такую исповедь нельзя объединять с исповедью, через которую возвращаются отпавшие. Отец Владимир Воробьев писал об этом еще в начале девяностых, в своей знаменитой лекции о таинстве покаяния https://azbyka.ru/lekcii-vorobjeva#n20. Да и если просто посмотреть на чин: неужели не странно после списка грехов, повторяющегося из года в год, давать кающемуся наставление Требника «И даже не помышляй о возвращении к прежнему, чтобы не стать посмешищем для людей: ведь поступать так не подобает христианам»? Говорить про второе крещение, если человек не отпадал от Церкви?
Исторически в одном чине сошлась исповедь отпавших и существовавшая в монастырях практика откровения помыслов. В отличие от таинства Покаяния, откровение помыслов не было связано со священным саном (монахи, старцы принимавшие откровение помыслов, обычно не были священниками). Но было регулярное общение, в котором более опытный помогал менее опытному двигаться вперед. Да, сама монашеская форма мирянам не подходит. И тем более неуместно пытаться встроить ее в нашу приходскую исповедь, которая длится в среднем 5 минут. Но именно серьезного разговора друг с другом о реальных проблемах сейчас очень не хватает. Не хватает возможности поделиться наболевшим с другими христианами. Причем увидеть не осуждение, а любовь, принятие. Любовь, которую не истребляет грех человека. Принятие, которое признает своим человека со всеми его слабостями. Не будет его осуждать, самовиноватить, но поплачет вместе с ним, поддержит его. Главное здесь – это любовь Божия, которая через людей изливается на кающегося грешника. Не случайно чертой хорошего духовника называют именно эту любовь, принятие грешника, напоминание о том, что Бог все равно его любит и такого. И ждет его возрождения. Стоит ли говорить, что этой любви не учат в семинариях и не выдают готовой в момент рукоположения. Это то, чему может и должен научиться каждый мирянин и каждый священник. И Евангелие говорит о том, что именно это и есть признак истинной Церкви: «По тому узнают все, что вы Мои ученики».
Нам сегодня принципиально важно создавать пространство, где раненые люди смогут поделиться болью. Когда же отсутствие любви среди христиан заставляет изливать эти исповеди через Интернет – происходит беда. Но беда не в пресловутом соре из избы. Беда в том, что, ища крупицы поддержки, люди получают лишь еще большее осуждение от лиц, называющих себя православными. Ради редких слов поддержки люди вынуждены услышать сотни ранящих, законнических комментариев. И это, разумеется, не помогает им узнать божественную любовь. Да, разумеется, любовь неотделима от истины. Не надо отрицать грех. Но надо дать понять человеку, что есть он, а есть грех, который живет в нем. И если с грехом надо бороться, то самого человека мы любим в любом случае, даже падшего, расточившего все имение. Люди, которые узнали такую любовь, рассказывают о той преображающей силе, которая им помогла им в итоге победить грех. Не за счет собственных сил, а за счет благодати Божией, подаваемой через любовь и поддержку других людей.
Заключение
Я попытался описать те функции, которые сейчас выполняет таинство Покаяния. Выполняет, на мой необъективный взгляд, совершенно неэффективно. Нельзя в одном чине объединять оглашение новоначальных, возвращение отпавших, контроль случайных и духовный рост верных. Все это разные задачи и решаться они должны по-разному. Способы известны, да и препятствий особых к этому нет. Но к сожалению, нынешняя ситуация напоминает грустную историю о дровосеке, который пилит дерево тупой пилой и не имеет времени ее наточить.
Очень хорошо эту проблему описал в своем интервью о. Федор Людоговский:
«И вот начинается служба, ранняя литургия, один священник служит, я исповедую. Передо мной 200–250 человек; может, больше. И я понимаю, что за время от начала службы и до момента выноса чаши к причащению я должен всех этих людей как-то, извините за выражение, обработать. Я должен хотя бы каждого подпустить под епитрахиль, прочесть молитву, что-то сказать, как-то выслушать или прочитать грехи эти, если в письменном виде. Если поделить время на количество людей, то получается, что в среднем на каждого выходит примерно по 30 секунд или чуть больше. Я уж не говорю о том, что это мало похоже на исповедь, потому что люди больше пытаются рассказывать о каких-то своих проблемах, на кого-то жаловаться или о чем-то спрашивать. В большинстве случаев это сложно назвать покаянием. Да и что можно успеть за 30 секунд? Практически ничего. Вот я стою на ногах, вокруг толпа, ощущение спешки: давай-давай, скорей-скорей.
А здесь — контраст. Когда, например, я в прошлом году ходил к психологу, я просто был счастлив. Потому что я садился в кресло и знал, что впереди 50 минут, что меня будут слушать, что я буду говорить, что вот это время мое и можно нормально, хорошо, глубоко пообщаться. Это же самое привлекает меня и в коучинге. Мы можем говорить полчаса, сорок минут, час, если надо. Не спеша, без нервов, уделяя друг другу внимание, узнавая друг друга».
Я думаю, есть среди нас люди, которые пришли к выводу, что исповедь в существующей ныне форме не сильно помогает в духовном росте после окончания этапа воцерковления. Наоборот, часто люди застревают в своих грехах и не знают, куда идти дальше. Кто-то считает это нормальным. Кто-то считает виноватыми верующих, которые не умеют каяться. А я считаю, что просто мы ошиблись. Соединив чин воссоединения отпавших с откровением помыслов, мы получили нежизнеспособную конструкцию. И чтобы решить ситуацию, все должно встать на свои места. Каждый из этих чинов – нужен, как нужны разные лекарства в аптечке. Но должны быть именно разные лекарства, а не универсальное лекарство от всех болезней сразу.
