Сегодня новостные ленты пестрят сообщениями о том, что Папа Римский Франциск утвердил изменения в итальянском переводе молитвы «Отче наш». В новой редакции слова «не введи нас во искушение» будут заменены на «не дай нам поддаться искушению». О необходимости изменить текст он говорил еще в 2017 году: «Бог не вводит в искушение, а помогает вам сразу же подняться после падения… Это неудачный перевод, потому что здесь говорится о Боге, который склоняет к искушению. Но тот, кто побуждает к искушению, – это сатана, это роль сатаны». Ранее были внесены изменения во французский перевод. Реакция католиков, разумеется, оказалась весьма неоднозначной.
На мой взгляд, прежний перевод не был неудачным, но действительно мог быть превратно истолкован, как если бы Бог намеренно подставлял человеку подножку. Славянский текст – это буквальный перевод с греческого и при условии правильного понимания является совершенным. Мой главный тезис: слово «искушение» следует понимать не столько как действие субъекта, а как обозначение пространства.
Как понимается слово «искушение» в Евангелии?
1) «Не введи нас во искушение»
Обратимся к заключительному прошению молитвы Отче наш. Если просят «не введи», у кого-то может закрасться сомнение, значит, всё-таки Бог «вводит»… Кстати, в Евангелии от Луки (11:4) опущена вторая часть, во многих рукописях отсутствует «но избави нас от Лукавого».
Прежде всего, имеет смысл прочитать это прошение как единое целое «не введи нас во искушение, но избави нас от Лукавого». Подобным же образом необходимо читать целиком и предыдущее прошение – «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим», чтобы увидеть внутреннюю логику фразы, в которой мысль разворачивается определенным образом. «Не введи нас…, а вытяни нас из…».
Остается открытым вопрос, как переводить концовку – «от лукавого», «от Лукавого», «от зла», «от Зла». Любой знает, что в роли искусителя выступает лукавый, известный под своими традиционными именами «дьявол» (сеятель раздоров, баламут) и «сатана» (враг). В Евангелии от Матфея он выступает в роли искусителя в эпизоде трех искушений Христа в пустыне. Итак, непременно следует держать в уме обе части прошения.
2) Кто искушает в Ветхом Завете?
Слово «искушение» довольно трудно понять современному человеку. В современном языке «искушение» чаще всего понимается как соблазн, прельщение. Одно не исключает другого, но это не является его основным значением. Если обратиться к Ветхому Завету, некоторые моменты покажутся довольно странными.
На иврите глагол nissâ означает «искушать», «подвергать испытанию». В книге Исход упоминается город Масса, его название – это причастие, образованное от глагола nissâ: «Он назвал это место именем Масса и Мериба – Испытание и Ссора – из-за ссоры сынов Израилевых и потому что они испытывали Господа (они искушали Его), говоря: “Господь среди нас, да или нет?» (Исх 17:7). В псалмах имя Масса навсегда останется как день искушения: «Не ожесточите сердца вашего, как это было в Мериве, как тогда — в пустыне, в Массе» (= как в день искушения в пустыне) (Пс 94:8).
Кто искушает в Ветхом Завете? Тут возможны несколько вариантов:
· Бог искушает человека, подвергая его испытаниям (Быт 22:1; Вт 8:2);
· в случае Иова сатана искушает человека с позволения Бога;
· дьявол незаконно присваивает себе эту власть и искушает человека;
· человек искушает Бога, например, требуя пищу (Пс 77:18);
· человек искушает человека.
Поэтому ответить однозначно на этот вопрос достаточно сложно. Когда мы проводим расследование, прежде всего задаем вопрос «Кто виноват?». Нам важно установить причину и найти виновного. Вопрос «Кто искушает?» стихийно направляет нас на поиск «действующей причины». О, нет! Слово «искушение» – обозначает пространство, в котором искушают, пространство насилия, в котором проходит испытание… необходимо однажды найти более подходящее слово.
3) В Евангелии об искушении говорится в терминах пространства.
● Мир сей / грядущий мир:
пространство суда и осуждения / пространство не-суда и неосуждения.
Это непривычно и отлично от наших мыслительных категорий. Однако, если мы способны оказать гостеприимство гостю из дальней страны и другой культуры… Так вот Евангелие для нас — гость из неведомой страны и бесконечно далекой культуры. Убедиться в этом можно, обратившись к слову «суд» или «осуждение». Суд – это имя «мира сего», век сей есть пространство суда. Так же «искушение» – это имя «мира сего», который «испытывает на прочность» нашу веру, наши добродетели.
С одной стороны, есть мир сей, мир искушений и соблазнов, с другой стороны, – грядущий мир (будущее Царство). Аналогичным образом, во что бы то ни стало настаивать на возвращении долга там, где его можно было бы «оставить», «отпустить», «снять», – характерная черта того установленного порядка, который и называется «век сей». Впрочем, слово kosmos также означает прежде всего порядок, ho kosmos outos (мир сей) – это порядок мира, в котором мы оказались в момент первого рождения. Апостол Иоанн говорит: «Бог не послал своего Сына в мир, чтобы судить мир, но чтобы через Него спасти мир. Всякий верующий в Него (кто слышит Его), не приходит на суд – другими словами, слышание Слова даёт возможность выйти из пространства суда. Вера делает так, что я обретаю свободу не участвовать в суде, я не сужу и сам не буду осужден. «Тот, кто не верит (не слышит), уже осужден за то, что не верит», то есть он остается в том пространстве суда, в котором мы оказались по первому рождению» (Ин 3:17-18).
Пространство суда – пространство убийства, смерти, ненависти. В этом пространстве правит отец лжи, ненависти, князь века сего. Он противостоит Царству. Поэтому сыны Царства молятся: «Да приидет Царствие Твое» и, для оказавшегося в пространстве суда и искушения, поиск виновного не может быть первоочередной задачей.
● Осознать искушение, при этом не искать виновных.
Условно говоря, со времен Аристотеля западный человек нацелен на установление причины. Это позволяет достичь определенного прогресса в некоторых областях (например, в развитии техники). Но это, несомненно, закрывает доступ к чему-то более существенному. Как бы научиться мыслить искушение, не зацикливаясь на вопросе о причинах, виновных и «основаниях»? Этот вопрос может показаться странным, поскольку в сознании современного человека даже Бог предстает, по сути, как действующая причина. Он всё сотворил! Но «первопричина» это далеко не главное значение слова «творец». Да, таков бог Вольтера. Великая первопричина, виновник, часовщик, компьютер, программист вселенной – это изобретение Запада, оно ничего общего не имеет с Евангелием. Вы скажете: Бог – Творец. А вот и нет, не в этом смысле.
4) Другие аспекты искушения: вызов, испытание…
Чтоб сделать шаг вперед к пониманию, чем отличается насилие, когда речь заходит об искушении, я бы предложил слово вызов. Искушение – это вызов.
Когда речь заходит «об оставлении долгов», обычно возникают две крайности: отрицание и досада. Отрицание: я никому ничего не должен, мне не в чем извиняться, все вокруг небезгрешны, мы ни с кем не ссорились. Пока отрицание не исчезнет, чуда не совершится. Но есть и другой способ говорить о своем грехе, который усугубляет ситуацию, то есть удваивает грех. Если я исповедую грех, но воспринимаю это слово как стигмат, как обвинение, это оборачивается досадой. Нужно избегать и того, и другого. И отрицания, и досады. Тогда исповедь и прощение станут источником радости и евангельского ликования. Библия говорит о грехе только в перспективе избавления, освобождения, примирения, прощения, что не оставляет ни отрицания, ни досады. Все другие разговоры о грехе – сугуб грех есть.
Со словом «грех» связано множество искажений, очень важно это слово понять и услышать в его родном контексте. Итак, мы отвергли отрицание, отвергли досаду, остается вызов. Вызов может быть суровым испытанием, провокацией. Еще одно слово, которое должно быть правильно услышано.
Слово «испытание» имеет положительное значение. Тогда искушение представляется как возможность испытать, проверить, увидеть лучшее. Это слово рисует в воображении плавильную печь, в которой грубая руда проходит через испытание огнем и превращается в чистое золото или серебро: именно таково изначальное значение слова «искушать» в иврите. К тому же, вызов – это благородный спортивный термин, он не является чем-то абстрактным, это момент проявления силы, возможность выйти победителем.
5) Зачем Иисус искушает Филиппа (Ин 6:5)?
Итак, вызов, провокация, испытание, тест. Именно словом «искушение» Иоанн характеризует вопрос, который Иисус задает Филиппу перед тем, как совершить умножение хлебов в пустыне. У синоптиков, наоборот – ученики задают вопрос: «Разве нам пойти купить пищи для всех сих людей?» (Лк 9:13). У Иоанна инициатива принадлежит Иисусу. Увидев толпу, он говорит Филиппу: «Где бы нам купить хлеба, чтобы накормить их?» (Ин 6:5). Затем евангелист добавляет: «Он говорил так, желая его испытать» (искушая его). Что это значит? Ему важно, чтоб Филипп озвучил то, что у него сейчас на сердце. Он озвучивает то, что совершенно противоположно тому, чему посвящена вся глава: истинный хлеб не покупается и не продается, он посылается как дар, как благодать.
По сути вся эта длинная глава посвящена одному: «Хлеб, который дам Я, – это плоть Моя, Я отдаю ее ради жизни мира» (ст. 51). Ответ Филиппа открывает возможность преподнести главный урок: хлеб как синоним жизни не является товаром, предметом купли-продажи. Евангелист произносит ключевой глагол – «дать», «даровать» – этой главы и Молитвы Господней. «Хлеб наш насущный даждь…».
Подвергнуть испытанию, искушению, означает открыть близкому ученику глаза на то, что он самого главного еще не понял. Искушение раскрывает глаза ему и нам на существующую проблему.
6) Избави нас от Лукавого или от зла?
Вы скажете: если так часто говорят о «Князе мира сего», значит существует какой-то князь («принц») и он действительно имеет какое отношение к первооснове («принципу») бытия вселенной? Быть может, он является первопричиной? И какова его природа? Еще один камень преткновения: как переводить слово poneros, зло или Лукавый? В данном случае имеется в виду отвлеченная идея или конкретное существо? В конце концов, хорошо известны его имена: дьявол (баламут), Сатана (обвинитель, клеветник), pseudos (лжец и ложь, отец лжи, фальсификатор).
Особенность нашего мышления состоит в том, что мы способны представить себе либо абстрактные вещи, либо лица. Мы обречены выбирать: либо то, либо другое, либо «принц», либо «принцип». Несомненно, не то, и не другое, по крайней мере, в том виде, как мы себе их представляем.
У атеистов может возникнуть аналогичный вопрос в отношении Бога: это идея или существо, чье имя является причастием, образованным от глагола «быть»? Не то, не другое, по совершенно другой причине. Здесь мы упираемся в ограниченность наших категорий и поэтому необходимо усилие мысли.
7) «Кто искушает»? Имеет ли этот вопрос смысл?
Нередко слово «искушение» возникает в контексте ситуации, которую хотелось бы назвать вызовом. Мы увидели несколько вариантов ответа на вопрос «кто искушает?»
Когда мы молимся «Не введи нас во искушение, но избавь нас от Лукавого», несомненно, это слово употребляется в отрицательном значении, именно поэтому мы и просим извлечь нас оттуда. Не исключено, что в голову может закрасться мысль, будто искушает Бог. И тогда имеет ли смысл сам вопрос «кто искушает»? Это покажется довольно непривычным для нас, но сам вопрос о причине или виновнике должен быть поставлен под сомнение. Это в принципе неуместный вопрос. Следует, конечно, понимать, что нам трудно обойтись без него.
Когда подобный вопрос задают Христу, Он решительно уклоняется, уходит от порочной попытки установить причинно-следственные связи там, где это неуместно: «Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но [это для] [того], чтобы на нем явились дела Божии» (Ин 9:2-3).
Болезнь оказывается не по причине греха, но ради явления славы. Концовка Отче наш также парадоксальным образом переводит вопрос об искушении совершенно в иную плоскость. «Яко Твое есть Царство»… Есть два противоположных пространства: ho kosmos outos (мир сей), в который мы приходим в момент первого рождения, и есть мир грядущий. В иудаизме времен Иисуса Христа они обозначались понятиями ‘олам ха-зе (мир сей) и ‘олам ха-ба(грядущий мир). Это две управляемые области, у каждой есть своя тональность, свое собственное напряжение… Есть этот мир, которым правит «князь мира сего», и есть Царство, которое приходит со Христом, то есть с Царем-Мессией, помазанным на Царство. И главный вопрос не «кто виноват?», а «кто царствует?», «чье царство»? Евангельская весть состоит в ответе именно на этот вопрос: Христос воскрес, то есть Иисус царствует.
Итак, надлежит привыкнуть к мысли, что в Новом Завете искушение обозначает пространство суда, пространство купли-продажи, пространство насилия, в котором царит вызов. Но главное – это откровение христического пространства, пространства дара и благодарения, в котором царствует воскресший Христос.