на наш Телеграм
«Кто отвалит нам камень от двери гроба?»
Христианские критики современности пропускают очевидный скандал: пресловутая богоборческая современность не есть ли продукт двухтысячелетней проповеди Евангелия? Как могло христианское человечество породить эту ужасную «современную культуру»? И прежде всего — массовый атеизм?
Этнографам не удалось найти ни одного безрелигиозного общества; историки не знают ни одной безрелигиозной культуры; уже неардельталец, как известно, имел религию. Эти факты приводят как аргумент в пользу вечности религии: вот, мол, какие дураки атеисты — против всего человечества.
Да, люди всегда были религиозны. Кроме одного общества: общества этнографов и историков — нашего общества, слышевшего Благую Весть: первого и единственного доселе общества массового атеизма.
Как ни крути — это скандал. Между христианством и культурой им порожденной (современной культурой) должна же быть какая-то связь. Есть, значит, какая-то связь между Евангелием и атеизмом. Атеизм неслучаен.
А как иначе? «По плодам их узнаете их». Плод исторического христианства — современность. Вот эта — наша — культура. Атеизм — ее символ.
***
Когда думаешь об атеизме, вспоминаются жены-мироносицы (память которых сейчас, кажется, решили сделать православным 8 марта). Разве у этих женщин, похоронивших Иисуса, была хоть какая-нибудь вера или надежда? Разве они не были атеистками?
Иисус мёртв, Его дело проигранно. Ученики оставили Его — все, кроме этих женщин. А у них осталась только любовь. Последняя, отчаянная, без веры.
Было время, когда Бога не было: «Боже мой, Боже мой, для чего Ты Меня оставил?»; страшные три дня атеизма — как действительности, а не идеи. Разве мироносицы в таком случае не достойны наибольшого восхищения? Они не могли верить в Иисуса, и надеятся им было больше не на что (Он проиграл, Его больше нет, Он мёртв), но они все равно любили Его.
Ничего удивительного нет в том, что именно они первые узнали о его Воскресении и возвестили ученикам: могила пуста.
Смерть Бога на Кресте и любовь к Нему несмотря на это: да, мы начинаем видеть, что атеизм в христианстве неслучаен. Атеизм входит в самую сердцевину христинства.
После смерти Христа, и до Его Воскресения был совершенный атеизм любви жен-мироносиц.
***
Неясно, почему многие христиане воспринимают «религию» как нечто хорошее. Разве борьба с вечными «ваалами и астартами» — «традиционными верованиями Палестины» — не одна из центральных линий Библии (а Завет христиан — Новый, нетрадиционный)? Разве Господь не говорил про религию Своего же народа: ненавижу праздники и жертвы ваши? Надо увидеть, что спор ведется не между религией и атеизмом, а между религией, атеизмом и христианством.
И вот что надо спросить: находим ли мы в Писании конфликт веры и неверия? Нет: это всегда конфликт Бога и религий: атеизма-то еще нет! (кроме совершенного атеизма мироносиц, первого атеизма).
Место атеизма в этом конфликте неочевидно. Может быть, нам поможет вот такой факт: римляне гнали христиан за атеизм. И совершенно справедливо: везде, где была оглашена Благая Весть, снесены кумирни, свержены идолы, жертвоприношение остановлено. Религии оставлены в забвении. Христиане — величайщие кощунники, попиратели традиций, предатели отеческих богов — создали безрелигиозное общество.
***
Вера в Единого Бога осовобождает от утомительной обязанности верить во что бы то не было еще (обратно гениальной фомуле Честертона: «когда человек перестает верить в Бога, он начинает верить во все что угоно»).
«Бога никто никогда не видел» — но ведь это формула атеизма. Бога столь ясно, столь уверенно нет. Поэтому — вера, а не уверенность. Язычники же столь уверенны в своих богах. В своих ценностях.
Эмоционально атеизм есть отвращение к иллюзии, галлюцинации, идолу. Это абсолютно христианское чувство.
Мой любимый пример: «Бог как отец». Атеист критикует христианство за эксплуатацию образа Отца, за психологическую манипуляцию. Но увидел ли атеист христианскую критику отцовской фигуры? (А христиане-то, спросим в скобках, ее увидели?) Если настоящий Отец — Небесный, то отец земной — не настоящий: «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер… тот не может быть Моим учеником». Это крах семейных ценностей; семья более не свята, ибо в христиансвте нет ничего святого, кроме Бога, Которого никто никогда не видел. Христианство избавляет от религиозной иллюзии (от всех иллюзий вообще), в частности от иллюзии отца.
Вернемся к христианству и религии. Нам в атеистическую эпоху сложно понять, что вопрос Евангелия не в том, есть ли Бог, а в том, какой Он. В Бога (богов) верили все и всегда (кроме нас, современных). В том числе убийцы Христа — хорошие верующие люди. Христос прежде всего принес новый образ Бога — Бога любви. Отвращение к религиозной иллюзии, призывающей кого-то убить — не одно ли и тоже у атеиста и христианина?
«Князь мира сего» — не Бог (Бог — это Тот, Который на Кресте), а Сатана. И вот религия (называемая у христиан, как правило, язычеством) поклоняется ему, а не Богу. А атеист князю мира сего не поклоняется: религию (язычество) он ненавидит. Признает он это или нет, ненависти к религии научило его христианство. Признает ли это христианин или нет.
***
Религия, говорят, в наши дни возвращается после долгих веков торжествующего атеизма: пресловутый постсекулярный поворот. Нам — христианам — надо радоваться этому?
Религия возвращается по-разному. С правых позиций ее возвращение прозывается фундаментализмом: традиционные (семейные) ценности, отрицание науки, отрицание свободы и террор. С левых позиций иное: нью-эйдж, неоспритуализм, «духовные практики», кристаллики, пиримидки и медитации.
Есть и другое: секты, секточки, тренинги, семинары, совместные выезды в экопсихологические лагеря. Да, религия возвращается.
Вот ирония: что вернулось после краха советского атеизма? Церковь? Нет: Кашпировский, заряжающий по телевизору воду…
Разве такая религия — не главный враг христианства? Не против ли нее боролись и Ветхий и Новый Заветы? И: на какой же стороне здесь атеизм? Не вместе ли с христианством против религиозности — хоть фундаменталисткой, хоть либеральной?
Разве христианину, так же как атеисту, не претит убийство на религиозной почве? Иисуса убили на религиозной почве; как и Авеля, первую жертву — Каин убил брата на религиозной почве, из-за жертвы Богу. Разве не то же самое отвращение видим мы на лицах священника и ученного-атеиста при упоминании астрологии, перевоплощения и духовных энергий?
***
Если не религия, сакральное — то секуляризация, профанация?
Но разве секуляризация, передача церковной собственности в гражданскую — не идея нестяжателей на Востоке, нищенствующих орденов на Западе? Само деление на духовное и светское («Богу — богово, кесарю — кесарево»; император — не бог; за это убивали христиан, если кто забыл). Разве это не христианская идея? Разве секуляризация — не завет Нила Сорского и Франциска Ассизкого?
Профанация — термин из римского права: передача собственности богов в собственность людей. Профанировать что-либо значит: отдать людям. Не так ли, как Бог отдает Себя людям?
Разве Воплощение Бога, кенозис Христа — не «архитипический факт секуляризации» (формула Ваттимо)? Разве все, что рассказано в Евангелии — не оскорбление религиозного (акция в Храме, трапезы с блудницами и мытарями; вообще «милости хочу, а не жертвы»)? Разве Бог в могиле, мёртвый Бог (Великая Суббота) — не ужаснейшая профанация? Евхаристия — не величайшая секуляризация? Разве христианство — не величайшее оскорбление религии?
***
Милости хочу, а не жертвы. Милосердия, не жертвоприношения. Дел, а не ритуалов. Любви, а не религии.
Каковы критерии Страшного Суда согласно Евангелию — знание Символа веры? Нет, это милосердие к больным, голодным, узникам, бездомным. Нерелигиозные критерии. Критерии любви.
Кто их выполнил? Не современность ли? Не здесь ли больше нет рабов? Не здесь ли прекращена смертная казнь? Не здесь ли лучшая медицина (милосердие к больным), лучшее «социальное обеспечение» (милосердие к бедным)? Не здесь ли тюрьмы похожи на санатории? Не здесь ли бездомных накормят и приютят? Не здесь ли любовь к ближнему стала основой общественного устройства? Реальная, а не на словах (точнее: не стала конечно… но спор идет всегда об этом: кто это лучше обеспечит: капитализм, коммунизм, анархия, монархия. Спор всегда один: как это сделать)?
Главный критерий христианкости, Страшного Суда: как ты помог ближнему?
***
Но кто выполнил эти критерии? Не приходиться ли с горечью нам, христианам, сказать: не мы? Ведь все это в большинстве своем сделали атеисты. Не главное ли в истории последних веков христианства следующее: то, что говорили христиане — делали атеисты?
И главный, быть может, вопрос современности: при угрозе возвращения религиозного не пора ли это всё наконец понять и прекратить это противоестественное разделение? Не пора ли, видя возвращение богов и жертв, соединить дела атеистов и слова христиан? (слова и дела Христа; ибо только Он что говорил — то и делал: говорил о лювби — и творил чудеса любви; и умер за это. Или: слов мироносиц — ибо они не могли не быть атеистическими, если, конечно, они вообще что-то говорили; и их же — мироносец — дел). Понять, что одно и другое себя в истории предопределило — в истории, пришедшей к современности?
Вера без дел мертва. Но дел-то без веры не будет. Разделение веры и дел: вот сюжет последних веков христианства.
Не так ли стоит разрешить треугольник «христианство-религия-атеизм» — дела атеистов и слова христиан против религии?
***
Кто отвалит нам камень от двери гроба христианства? Ведь христианство умерло, мы живем в эпоху атеизма. Кто в здравом уме будет спорить с этим?
Смерть Бога — главное событие современности.
Но вот чудо, что и тогда, в первый день, как и сейчас — была бы только любовь — «что вы ищете Живого среди мёртвых?
— Его нет здесь».
НАЧАЛО СТАТЬИ ЗДЕСЬ
