на наш Телеграм
Идет Апостольский пост, посвященный апостолам Петру и Павлу. Первое, что приходит в голову, когда думаешь об этих двоих, — человеческая сложность. Один — необразованный рыбак, другой — образованный фарисей. Один — с Иисусом от начала, другой — становится христианином уже после Пятидесятницы. Один — трижды отрекся от Христа. Другой — гонитель христиан. Эти двое устроили один из первых споров в истории Церкви, которая будет столь богата спорами. Памятуя об этой человеческой сложности, подобрали сегодня для вас пять очень разных книг (а заодно и две лекции) разных авторов об апостоле Павле (пост называется «Петровым», но он и о Павле, восстановим так сказать справедливость). Апостол Петр писал, что в посланиях апостола Павла есть «нечто неудобовразумительное». Может быть, наши книги помогут в этом неудобовразумительном разобраться.
Человеческая сложность, мы сказали: прекрасный ее пример — одну из лучших книг об апостоле Павле — «Обоснование универсализма» — написал ярый атеист, и великий левый» мыслитель Ален Бадью. Несмотря на свою веру в Воскресение Христа как в «басню», Бадью не может не видеть колоссального взрыва, произведенного христианством в мире; не может не видеть, что его собственные взгляды «генеалогически» восходят к Новому Завету. Тем ценнее в данном случае атеизм Бадью — мало кто видит так хорошо мощь и оригинальность Посланий Павла, как он; так чужой взгляд видит лучше и острей, чем взгляд привыкший (это помимо симптоматичного обращения ведущего современного мыслителя к Новому Завету, что казалось невозможным — сколько уже веков?) Бадью начинает чтение Посланий Павла следующим образом. Событие Воскресения Христа вырвало Павла из сети социальных отношений, сделало его свободным, открыло измерение универсального — «во Христе нет ни эллина, ни иудея, ни скифа, ни варвара, ни мужчины, ни женщины, ни раба, ни господина». В этом измерении стало возможным создание общины, не подчиненной ничему, кроме События. Это начало. Ценнейшее в тексте Бадью — его мысли о благодати и любви. Нам сложно передать все значение этой книги; но, безусловно, это одно из лучшего, что писалось о Павле вообще. Скажем, он очень интересно — в «феминистском» духе — объясняет внешне патриархальные мысли Павла о женщинах.
«Оставшееся время. Комментарий к Посланию к Римлянам» — книга одного из ведущих современных философов Джорджо Агамбена, а когда современная философия обращается к Писанию, это всегда радостно. Здесь изначальное христианство, как мы можем его понять из Посланий Павла, описывается как мессианическое сообщество, радикально подрывающее все структуры мира сего, обездействующее всякий закон. Приведем несколько его гипотез:
— Впервые рифма в поэзии была применена христианами, и более того, первый подступ к этому можно найти у апостола Павла. Рифма — литературное приложение мессианизма. И то, что из современной поэзии рифма ушла — это следствие атеизма. Апросодия — это атеология.
— Обычно «тайну беззакония» понимают как пришествие Антихриста, а «удерживающего» (Римскую империю, или власть вообще) как некую хорошую силу, защищающую от Антихриста. Однако Павел — тот, кто объявил мессианское обездействование Закона: иными словами, «тайна беззакония» заключается в том, что Закон более не действует, «тайна» эта в том, что Парусия близка. И то, что «удерживает» эту «тайну», — не что-то хорошее, а напротив — нечто антимессианское. Павловы высказывания о «тайне беззакония» и «удерживающем» не могут служить для обоснования «христианской доктрины власти», а напротив, могут служить для чего-то противоположного. «Тайна беззакония» состоит в том, что любая власть нелегитимна и раскрытие этой тайны удерживается силами мира. «Беззаконие» Павла — это не «грех», а «не-Закон».
— Марксистское понимание пролетариата восходит к Павлову пониманию мессианского сообщества (Церкви).
Интерлюдия 1: Пазолини
Бадью в «Апостоле Павле» пишет: «Никто, на мой взгляд, не высветил непреходящей современности прозы Павла лучше, чем один из знаменитых поэтов нашего времени, Пьер Паоло Пазолини, для которого вопрос о христианстве пересекался с вопросом о коммунизме или даже вопросом о святости активиста, хотел сделать фильм об апостоле Павле, перенесенном в современный мир. Фильм этот так и не был снят [напомним, что Пазолини зато снял шедевр «Евангелие от Матфея»], но у нас есть его детальный сценарий.
Он хотел сказать: Павел — наш воображаемый современник, поскольку универсальное содержание его проповедей, чинимые ему препятствия и его неудачи по-прежнему абсолютно реальны. По версии Пазолини, Павел желает по-революционному разрушить модель общества, основанного на социальном неравенстве, империализме и рабстве. Он наделен священной волей к разрушению. Центральная тема фильма развертывается на отношениях между актуальностью и святостью. Когда мир истории стремится убежать в мистерии, абстракции, чисто теоретические вопросы, то мир божественного (святости), событийно нисходя на людей, становится конкретным и деятельным. Фильм Пазолини — о судьбах святости в актуальном. Как одно переходит в другое?
Рим — это Нью-Йорк, столица американского империализма. Культурным очагом, подобным захваченному римлянами Иерусалиму, равно как и очагом интеллектуального конформизма выступает Париж, затоптанный немецким сапогом. Маленькая христианская община, делающая первые шаги, представлена участниками Сопротивления, а фарисеи — это сторонники Петена. Павел — это француз, выходец из добропорядочной буржуазной семьи, коллаборационист, преследующий участников Сопротивления. Дамаск — Барселона во франкистской Испании. Фашист Павел отправляется с поручением к франкистам. На пути в Барселону, где-то на юго-западе Франции, его внезапно озаряет. Он оказывается в лагере антифашистов и участников Сопротивления. Далее следует длительное путешествие в Италию, Испанию, Германию для организации Сопротивления. Афины — Афины софистов, — отказавшиеся слушать Павла, представлены современным Римом, его мелкими интеллектуалами и итальянскими критиками, которых Пазолини презирал. В конце концов, Павел отправляется в Нью-Йорк, где его предают, арестовывают и казнят.
Удивительнее всего здесь то, что тексты Павла как таковые с почти непостижимой естественностью вписываются в создаваемые Пазолини ситуации: война, фашизм, американский капитализм, мелкие споры итальянской интеллигенции… Как ни странно, Павел выходит победителем из этого испытания универсальной ценности как существа его мысли, так и вневременности его прозы».
Итак, два может, быть величайших мыслителя современности — Бадью и Агамбен — написали книжки об апостоле Павле. Бадью пишет о Пазолини, а Агамбен играл апостола Филиппа в «Евангелии от Матфея» Пазолини. Такие вот кино-теолого-философские связи.
Интерлюдия 2: Жижек
Жижек, другой выдающийся современный мыслитель в «Кукле и карлике», великолепной книге, посвященной радикальности христианства, пишет о книгах Бадью и Агамбена о Павле в том смысле, что Агамбен в своей книге скрыто критикует книгу Бадью. А Жижек защищает позицию Бадью, критикуя Агамбена. За подробностями обращайтесь к книге Жижека.
Трудно переоценить значение апостола Павла для христианства (иные называют его просто-напросто создателем христианства). Тем проблематичнее противоположные интерпретации его Посланий: 1. радикал, уничтоживший национальные, гендерные, классовые различия, апостол любви, братства, свободы и пр.; 2. защитник патриархата, власти, рабства и пр. Два выдающихся современных библеиста, Борг (протестант) и Кроссан (католик) в книге «Первый Павел: Воссоздание радикального провидца из-под иконы консервативной Церкви» различая в Посланиях Павла радикальное, консервативное и реакционное измерения, реконструируют его подлинное учение: учение о том, что Господа ненасилия, справедливости, любви распяли власти мира сего; Воскресение Бога задало возможность другого мира, включаясь в которой, мы — лично, социально, политически, экономически — участвуя во всеобщем воскресении и приближая его, ликвидируем мир сей и создаем мир Божьей справедливости, любви, свободы, братства, равенства. Христианство есть борьба с системой господства и угнетения, учение о том, что «другой мир возможен». Цитата на пробу:
«Для Павла “любовь” в этом тексте является радикальным указанием на что должна быть похожа жизнь “во Христе”, жизнь в “новом творении”, жизнь “в Духе”, жизнь, оживленная духовным трансплантатом. Как главный плод наполненной Духом жизни, это любовь — это нечто большее, чем наши отношения с физическими лицами. Для Павла это имело (за неимением лучшего слова) и социальное значение. Социальной формой любви у Павла были справедливость и ненасилие, хлеб и мир. Видение Павлом жизни “во Христе”, жизни в “новом творении“, не означало «принять царский образ жизни с его угнетением и насилием, но практиковать любовь в своих личных отношениях».
Скажем то же самое по-другому: такие люди, как Иисус и Павел, не были казнены за то, что говорили: “любите друг друга”. Они были убиты, потому что их понимание любви значило больше, чем сострадание к людям, хотя оно и включало это. Это также означало противостоять системам господства, которые управляли их миром, и сотрудничать с духом в создании нового образа жизни, противоречащего нормальной мудрости этого мира. Любовь и справедливость идут вместе. Справедливость без любви может быть жестокой, а любовь без справедливости — банальной. Любовь-это сердце справедливости, а справедливость — социальная форма любви».
Дмитрий Мережковский — тоже человек непростой. В нем отразилась вся сложность и неоднозначность Серебряного века, трудного, сложного и противоречивого возвращения русской интеллигенции к христианству. Книга Мережковского об апостоле Павле принадлежит к особому жанру, разработанному им в эмиграции: как бы огромное эссе, биографический роман, сплетение изощренной поэтической прозы, публицистики, богословия и философии. На пробу приведем цитату:
«Но чем больше мучил и убивал учеников Иисуса, доказывая веру свою делом, тем яснее чувствовал, что если и докажет ее, то другим, а не себе. «Проклят! Проклят! Проклят!» — повторял и чувствовал, что не может проклясть до конца, как хотел бы. Черная точка в глазу, – уже начало великой черной ночи — слепоты, все плыла, и росла, и крепла.
Если бы он и не видел никогда, «не знал Христа по плоти», то теперь, в учениках Его, узнавал: в их голосах слышал голос Его; в их лицах видел Его лицо, и, чем яснее видел, тем больше чувствовал, что не смеет поднять на Него глаза и заглянуть Ему прямо в лицо: боится, – чего, этого он сам еще не знал, но уже чувствовал, что если бы только заглянул в лицо Ему прямо, то понял бы, что не он побеждает Врага, а Враг – его, потому что чарует, пленяет его, влечет к Себе неодолимо; понял бы, что он, палач, завидует жертвам своим и, мучая их за Него, жаждет таких же мук для себя.
Было с ним и теперь то же, что некогда в Тарсе: так же умирал от жажды, как тогда; но пил теперь уже не воду, во сне, а наяву – кровь свою из растворенных жил; еще не знал, но уже чувствовал, что, терзая учеников Иисуса, себя терзает и в их крови пьет свою».
Итак, у нас были философ-атеист, религиозные философы, библеисты. А вот — святитель: «Жизнь святого апостола Павла» Иннокентия Херсонского принадлежала для своего времени к новому жанру — не житие, а художественное изложение жизни апостола с привлечением данных истории, археологии и других наук. Цитата на пробу:
«Что должен был мыслить и чувствовать в этих обстоятельствах [распространения первохристианства] Савл — юноша с пылким характером, патриотическим чувством, с умом сильным, но помраченным предрассудками, фарисей, от всего сердца приверженный к отеческому закону и обычаям, свято чтивший не только Моисея и Пророков, но и предания старцев, столь несообразные с духом христианства? Мог ли он обольстительную мечту о Мессии, царе-завоевателе, променять на почитание Креста, который еще недавно был предметом посмеяния для Иерусалима? Мог ли он ожидать для себя чего-нибудь доброго от той “секты”, Основатель которой столь строго и часто вооружался против порочной жизни фарисеев — его наставников и воспитателей? Савл видел только опасность со стороны христианства, а поэтому питал к нему одно отвращение.
Первые опыты Савловой вражды ко Христову имени, вероятно, состояли в спорах с провозвестниками оного (см.: Деян. 6:9). Но школьная ученость фарисейская недолго могла противостоять Стефану, исполненному Духа Божия (см.: Деян 6:10). Сила слова заменена была насилием лжи (см.: Деян 6:13). Правота Павлова характера не позволяет думать о том, чтобы он участвовал в сплетении клеветы на Стефана, однако же несомненно то, что он одобрял его убиение (см.: Деян 8:1) и стерег одежды бесчеловечных Стефановых убийц (см.: Деян 7:58). Он поступил в этом случае по совести, но только заблуждающейся. На нем, по замечанию святителя Иоанна Златоуста, в точности сбылись слова Спасителя: Убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу (Ин 16:2). Ему казалось, что он приносит Богу отцов своих самую приятную жертву, когда преследует распространителей “новой ереси”, которая, по его мнению, имела целью ниспровержение иудейской религии. Если бы он увидел, подобно Стефану, Иисуса, седящаго одесную Бога Отца, то, верно не опасаясь участи Стефановой, в ту же минуту исповедал бы Его Сыном Бога Живаго. Но если гнавший не знал, Кого гнал, то Гонимый зрел уже в нем избранный сосуд (Деян 9:15)».
До кучи — добавим две интереснейшие лекции выдающегося российского библеиста Андрея Десницкого:
— «Непрочитанные послания: апостол Павел о власти»
Что говорил апостол Павел о власти? «Нет власти, которая не от Бога» — и значит, любая власть всегда и во всем права? Или «не власть та, что не от Бога» — и тогда можно не обращать внимания на ее требования, если нет на ней благословения? Нет, ни то ни другое.
Апостол Павел говорил о власти довольно много, не только в этом единственном стихе из Послания к Римлянам. Кстати, почему он писал об этом только в Послании к Римлянам и почти не касался темы в других Посланиях? Или касался? И вообще, что мы читаем из его наследия, а что пропускаем, и почему?
— «Почему Послания так и остаются непрочитанными?»
Послания — это 21 из 27 книг Нового Завета. Они на конкретных примерах описывают, что такое Церковь, как она устроена и зачем она нужна. Но их почти никто не читает. Почему? Они плохо переведены, или устарели, или там слишком много непонятных мест?
А те, кто их читает, до сих пор спорят о множестве важных вещей. Что апостол Павел имел в виду под «оправданием»? Как всё написанное им соотносится с тем, что написали Иоанн, Иуда, Иаков и Петр? И кстати, кто они такие — эти Иоанн, Иаков и Иуда? И точно ли апостол Петр написал Послания, носящие его имя? А если не он, то кто? И как после этого верить Новому Завету?
