Во время крещения каждому предлагается отречься от сатаны и всех дел его и в знак этого “дунуть и плюнуть” на него. Публикуем рассказ человека, который в полной мере прочувствовал значение этих слов.
Бог говорит с человеком не словами,
а обстоятельствами жизни.
Еп. Василий (Родзянко)
К. посвящается
До середины прошлого года Креста на мне не было. Более того, еще относительно недавно, года 4 назад, я и мысли не допускал, что когда-то я стану добровольно и (надеюсь) искренне молиться, поститься и (иногда) слушать радио «Вера» и даже посматривать т/к «Спас».
Как же я дошел до такой жизни? Всё просто: не бывает атеистов в окопах под огнём, как прижало покрепче, так и вспомнил о Боженьке. Впрочем, это упрощение, потому начну от Адама, то бишь с детства. Мне тогда были глубоко параллельны все эти вопросы и материи, потому когда в 89-м году одиннадцатилетнего меня родители на волне тогдашнего массового неофитства захотели окрестить, я против не был. Но утром назначенного дня у меня внезапно взлетела температура, случились рвота-понос и всё такое… Однако к вечеру всё прошло само собой. Так Бог уберег меня от несознательно формального приобщения к Церкви Своей. Понятное дело, что став затем в отроческо-юношеском возрасте ницшеанцем, я этот случай вспоминал с усмешечкой и бравировал им, шутя про антихристовое. Как я теперь понимаю, бесовского во мне действительно было с избытком, что проявлялось и в мыслях и в делах. При этом Бог хранил меня. Он милосердно не давал мне совсем уж пропасть, несмотря на массу подворачивающихся, благодаря моему вполне дурацкому поведению, возможностей. Нет, я вовсе не жалею о прошлом, так, очевидно, было надо, но-но-но…
В частности, Божья милость проявлялась в том, что Он не позволял мне забыть о Себе — я помнил о Нём всегда, пусть и весьма извращённо. «Бог был жив, а потом умер. И не Крестной смертью, а окончательно, уже позже Воскрешения — от нашего равнодушия и пофигизма. А попы придурки или ворье, а верующие либо шизики либо ушлые конформисты». Ну и усугублялись все эти мудрствования эгоизмом — тем, что в Церкви зовётся гордыней. Думается, Богу даже особо не требовалось вразумлять меня — все мои метания, терзания и муки я и мой тогдашний патрон прекрасно соображали мне сами, без какого-либо прямого участия Божьего промысла. Зачем Ему было меня наказывать, когда я и сам весьма умело, замечательно и последовательно с этим справлялся?
Помаленьку к тридцати трем годам я скатился на дно — нет, конечно, всегда есть куда хуже, но ни мой разум, ни моё тело уже более не выдерживали. В душе и мозгах возникли всё нарастающие пустота, безысходность и апатия. Мне было ни до чего, ведь я сам ощущал себя мёртвым и исчерпанным, сил для дальнейшей мороки в мороке брать мне было неоткуда, да и незачем. Жить для себя самого и черпать силы для этого из самого себя бессмысленно и нереально, а поскольку с таким мной иметь дело было решительно невозможно, то и никакого круга общения, кроме всё более тяготящихся мной родственников и некоторого числа внезапно-шапочных малознакомых, у меня не имелось. На душе было почти постоянно погано, она болела, тело же до поры хоть временами и сбоило и доставляло проблемы, в целом, как ни странно, оставалось скорее здоровым, нежели больным.
…А в 34 года пришел рак.
Нет, я совершенно не сразу обернулся к Богу, елозил и егозил я ещё довольно долго, но это стало не просто звонком или знаком, а прямо-таки набатом… Даже до тогдашнего толстокоже-равнодушного меня сие дошло легко и непринужденно. Я не испугался (к тому времени уже почти все чувства атрофировались), но задумался — что бы это значило? И тут Бог дал еще один знак — уже скорее позитивный — знак, что на самом-то деле Он жив и поможет, если я обращусь к Нему за помощью. Абсолютно случайно встреченный и вовсе незнакомый человек дал мне текст 90-го псалма. Я положил его в сумку, с которой начал ездить на лечение в больницу. Однажды, когда давление упало вообще ниже плинтуса, дыхание начало прерываться, а на груди сидел некто чёрный, я нащупал ту самую бумажку (как — не знаю до сих пор) и уже в самом начале чтения начал чувствовать себя всё лучше! То есть всё случилось по Слову Его: «Яко на Мя упова, и избавлю и, покрыю и…» И это даже несмотря на то, что тогда я Его ещё не познал.
Впрочем, сразу выводов из произошедшего я не сделал, хоть и впечатлился — пролечившись, продолжил дудеть в прежнюю дуду. Но поскольку я уже понемногу начинал чуять и сознавать, что Бог это Жизнь Вечная и Он любит и помнит меня всегда, то и Господь поменял свою в отношении меня тактику — ведь я как минимум единожды искренне к Нему обратился. И потому Он стал наставлять меня на путь истинный, путь домой. Ну и я, слава Богу, потихоньку начинал всё чутче относиться к происходящему, и со временем перестал исключать, что приду к полному обращению. Но вёл себя тем не менее как норовистый и до дурости премудрый пескарь — задумывался, раздумывал, снова пускался во все тяжкие, как и ранее. Но поскольку Бог вне времени, то может и умеет бесконечно ждать… И Он меня всё-таки дождался.
Между тем мне тогда снова пришлось почти утонуть: Он послал мне после выхода в ремиссию любимую женщину, послал Божьих в полном смысле этого слова людей, послал смысл жизни и счастье. Я же всё это тут же начал спускать, как разгулявшийся купчишка — так я в течение буквально нескольких месяцев потерял любимую, мучая её никуда не ушедшим из меня буйством, потерял новую и интересную работу, смысл жизни и счастье.
Но слава Богу, пославшему мне именно эту женщину, — она пошла на грех, живя со мной просто так, и в итоге выстрадала всё же моё обращение к Богу. В проведенные нами вместе два жутких (и счастливых) года мы с её подачи много и часто говорили и думали об этом, и когда я очередной раз взбрыкнул и сообщил, что я не буду в ближайшее время креститься, она окончательно ушла от меня. И спаси Господи, что Ты её управил сделать это, — иначе я бы скорее всего и по сей день был бы не Божий, если бы вообще был… Когда я потерял её — причём все остальные грани мира тоже рушились быстро и болезненно — я с огромным удивлением понял: во мне не просто исчезло сопротивление, напротив, меня с огромной силой потянуло в Церковь. Я начал ходить на оглашение в храм апостола Фомы, где один из учеников о. Даниила Сысоева рассказывал мне и немногим прочим о том, на что у меня незадолго до этого начали открываться глаза. Я начинал тогда не только чувствовать, но и понимать, вникать, что со мной происходило прежде, что произойдёт в случае того или иного моего личного выбора и решения и что вообще творится в мире, жизни и вселенной. И речь не шла о том, как относиться к власти-священству-абортам и т. п. — в основном речь шла о том, что такое Вера, Кто такой Господь Бог наш Иисус Христос и Троица Животворящая и Святая совокупно и почему Любовь является важнейшим для Него и должна быть таковым и для нас, детей Божиих. Враг продолжал строить козни и даже умножал свои усилия, но те дни, несмотря на всю их жуть только укрепили во мне нарастающее желание принять на себя благое бремя Креста… И в итоге оно, слава Богу, стало непреодолимым.
Накануне Таинства я ездил в Рязань к одному знакомому священнику, который задолго до прошлогоднего лета сказал мне, что мои дела Богу угодны, хотя и знал прекрасно, что я не просто некрещён, но и даже не думаю об этом. Там, во время исповеди ему в Спасо-Преображенском соборе Рязанского кремля, я впервые ощутил снисходящего на меня по великой милости Божией Духа Святаго. Именно там и тогда, уверен, началось мое преображение, именно там и тогда я узнал смысл слов благодать и благоговение.
А потом настал этот день.
Все последние дни перед ним бесы лютовали явно, я снова стал почти полностью невозможным, в том числе, и прежде всего, для себя самого, — но я им не дался. За это спасибо Богу, давшему мне тогда сил на самопреодоление, и тому знанию, которым я был благодаря людям Его вооружен. Возможно, для кого-то князь мира сего и его приспешники являются фигурой речи — но только не для меня: благодаря лету 2016-го года я убедился, что зло может быть совершенно реальным, а не только метафизичным или социальным, — и не дай Бог сомневающимся в его реальности столкнуться с этим на практике, да минет вас чаша сия. Покидать меня злу не хотелось, оно делало всё и даже больше, чтобы не допустить, отвратить меня от Таинства, но с Божьей помощью я смог произнести: “отрицаюся тебе, Сатана”, – затем дунуть и плюнуть, и в полной мере уже наконец-таки сочетаваться с Господом нашим Иисусом Христом, выплюнуть из себя всю грязь прошлой жизни и омыться для новой и, надеюсь, вечной!..
После произошедшего я сказал моей подруге, с которой мы и тогда и до сих пор не вместе, но рядом: «Ну вот, кроме Бога и тебя я никому вроде как и не нужен, оказывается… Слава Богу и спасибо тебе, что своими поступками ты подтолкнула меня в единственно верную сторону!» И так и было на самом деле, и потому моя благодарность ей безмерна и я никогда не смогу в полной мере её отблагодарить, поскольку она меня облагодетельствовала превыше любых и всяких чаяний — ведь через нее Бог дал мне возможность надеяться и стремиться ко спасению.
…Ну а само Крещение было как в тумане. Что, наверное, неудивительно — вряд ли многие хорошо помнят процесс своего рождения.
Жизнь у меня теперь одновременно и новая и старая. Новая — поскольку я сам хочу и до сих пор вошедшего в меня нового, поскольку мне чуть ли не ежедневно открываются такие высоты и бездны, что не сравнимо ни с чем прежде испытанным, включая наркотики. И дело даже не в интенсивности и яркости переживаний, а в глубине и всеохватности, тотальности происходящего со мной… Старая — потому что крестный путь явно бесконечен, как я это ощутил почти сразу после Крещения, и начался он, очевидно, до Таинства и будет длиться и длиться вплоть до самой смерти телесной. И сил, чтобы по нему идти как подобает, надобно много — ведь зерно, политое Водой и осененное Святым Духом, надобно хранить, беречь, вскармливать и пестовать пуще физической зеницы ока.