на наш Телеграм
Проблемы подозреваемых арестантов, заключенных, сидельцев — по моим наблюдениям, увы, тема довольно непопулярная среди православных верующих. Создается впечатление, что это смысловое пространство будто бы не особо просвещено светом христианской любви даже у церковных людей.
Был бы человек, а статья найдется!
С какой болью порой отзываются в сердце злорадные комментарии единоверцев под очередной новостью об аресте, скажем, бизнесмена или чиновника: «Поделом!», «Давно пора!», «Расстрелять мало!», «Всех бы, гадов, пересажал!». Люди судят о человеке, о ситуации не только не владея никакой информацией о деле, не зная персонажа лично, но даже и не пытаясь допустить принцип презумпции невиновности арестованного!
В интервью с известным адвокатом Глебом Глинкой, вдовцом Елизаветы Глинки, услышала фразу, что в России обвинительных приговоров более чем 99%. Я не знаю, как должно быть. Но если в обществе априори считается, что раз человек попал в жернова судебной системы, то он непременно виновен, то иначе и быть не может.
Не секрет, что и в XX веке аресты и тюремные заключения являлись удобным способом расправы над неугодным человеком. Эта ситуация хорошо отражена в выражении Ф. Э. Дзержинского: «Если вы еще не сидите, это не ваша заслуга, а наша недоработка».
«Болен и в темнице, и не посетили Меня»
Давно в юности, на заре своего воцерковления, я была крайне удивлена этой фразой из Евангелия (Мф 25:43). Она казалась непривычно странным и даже немного асоциальным укором. Ведь вульгарное обывательское «вор должен сидеть в тюрьме» будто бы дает санкцию на отсутствие сочувствия к человеку, попавшему в систему правосудия. Почти всегда обыватель думает: ведь наверняка поделом же сидит. Нет дыма без огня! Да и вообще, если человеку было бы в тюрьме хорошо, разве это справедливость и возмездие? Ведь должно-то быть как раз плохо, раз это исполнение наказания! (Фактор изоляции от общества особо опасных преступников не беру в расчет.)
Однажды еще в начале 2000-х на сайте Решемского монастыря Ивановской области я нашла обращение о помощи сидельцам в колонии-поселении. Люди просили книги, теплые вещи, лекарства. Мне было неловко пройти мимо. Для успокоения своей совести я собирала что могла и несколько раз слала посылки по указанному адресу. И помню, как поделилась радостью этой с человеком, который привел меня в Церковь. «Да ну, уголовники, не тем ты занимаешься, не тем», — услышала я в ответ, смутилась и перестала. И это не единственное мнение. Помню, сколько холиваров с единоверцами было на тему подписи за освобождение юристов ЮКОСа Светланы Бахминой и уже покойного Алексаняна.
Запомни, Шарапов, наказаний без вины не бывает
Хотя вообще-то для христианской традиции сострадание и деятельная помощь мирян по отношению к подозреваемым или заключенным не является чем-то нетрадиционным. Можно вспомнить святую Анастасию Узорешительницу, гражданку Древнего Рима, или новомученицу Татьяну Гримблит, гражданку Советского государства. Они, конечно, чаще помогали именно верующим арестантам, хотя, конечно, и не только им. Можно даже ненароком подумать, что помощь людям, попавшим в систему ФСИН, или их всяческая поддержка благословляется лишь тогда, когда в тюрьме оказывается человек невиновный или же пострадавший за веру от безбожного государства.
А когда государство к христианству и верующим относится благосклонно? Или человек лишь формально виновен? То, стало быть, такая поддержка и помощь преступникам государственных законов является даже в глазах православных в лучшем случае диссидентством, в худшем — диверсией! Подобная логика не является плодом моего воображения или случайностью. Можно вспомнить, какой шквал осуждения вызвало в 2019 году открытое письмо священников в защиту заключенных по московскому делу.
В XIX веке известный московский тюремный доктор Федор Петрович Гааз, католик по вероисповеданию, пытался достучаться до властей с прошением достойно лечить каторжников и обустраивать больницы для них. А не считать богоугодным делом то, что они заслуженно гниют заживо от болезней. Вот очень характерный эпизод его диалога с митрополитом Филаретом:
— Вы все говорите о невинно осужденных, Федор Петрович, но таких нет, не бывает. Если уж суд подвергает каре, значит, была на подсудимом вина…
Гааз вскочил и поднял руки к потолку.
— Владыко, что Вы говорите?! Вы о Христе забыли.
Вокруг тяжелое, испуганное молчание. Гааз осекся, сел и опустил голову на руки.
Митр. Филарет глядел на него, прищурив и без того узкие глаза, потом склонил голову на несколько секунд.
— Нет, Федор Петрович, не так. Я не забыл Христа… Но, когда я сейчас произнес поспешные слова… то Христос обо мне забыл.
Чем хуже, тем лучше?
Есть что-то иезуитское в искренней вере в то, что правильная организация страданий человеку, не представляющему опасности обществу, может пойти во благо.
Неверующий обыватель может уверять себя в том, что долгое и суровое заключение под стражу исправляет нерадивого гражданина-правонарушителя. А верующий обыватель может быть убежден, что страдания в тюрьме, скажем, неплательщика налогов очищают душу и даже направляют на путь истинный.
При наблюдении за дискуссиями вокруг арестов и приговоров разных известных людей возникает горькое чувство: жажда созерцания расправы над другим для многих становится объединяющим фактором. Что за этим стоит? Зависть, классовая неприязнь, презумпция виновности, стоит только человеку оказаться в СИЗО? Я не знаю. Но очевидно, что это огромный пласт социальной и просто человеческой проблемы, нисходящей еще к иерусалимской разгневанной толпе. И горше всего видеть это явление под названием «у нас просто так не сажают» и в церковной среде…
