Мне часто приходится выступать перед далекими от Церкви людьми. Школьники, военные, захожане, родня покойников и гости на крестинах и венчаниях. И на беседу с ними время всегда ограничено. С гостями на свадьбе — до первого урчания в животе родственника дяди Васи из района, со школьниками — до звонка, с солдатами — до храпа дембелей с задних рядов. И за это время надо рассказать о Боге, о Церкви, о том, что есть связь между: 1) Творцом всего, ставшим человеком нашего ради спасения, учившим любви основавшим Церковь с помощью простых рыбаков. 2) Храмом с нашими попытками там втиснуть требования Типикона в разумные временные рамки до наступления урчания в животе прихожанина Васи из соседнего дома и его детей, звонка от потерявших своих верующих родственников людей и храпа бабушек, готовящихся на дембель из этого мира и умеющих спать стоя не переставая креститься. 3) Обычной жизнью обычных людей, спасением их душ, счастьем, здоровьем, жизненными проблемами, нравственностью, преодолением зависимостей etc.
Взаимосвязь первого и третьего пунктов при помощи Максима Исповедника, жизненных примеров и подвешенного языка обрисовать более-менее можно, а вот со вторым всегда сложности. Включив недавно свой любимый канал «Культура», пока грелся обед, наблюдал, как увлеченно умные и красивые ведущие и гости говорят о балете и его истории, его влиянии на культуру, языке жеста и пластике. Показывали отрывки из спектаклей, восхищались… И я понял! Я все понял!
Мы, для внешних людей, для школьников, солдат и прочих, со своими византийскими телодвижениями в храме, митрами и золотой парчой, партесным пением, в котором пытаемся затолкать позднеантичную и древнееврейскую духовную поэзию в ритмы и мотивы композиторов XVIII–XIX веков, непонятным языком, строгим богослужебным уставом, где все надо вычитать и пропеть от и до, мы для них — то же самое, что для меня были ЭТИ САМЫЕ ЛЮБИТЕЛИ БАЛЕТА.
На мою жизнь, бытовую культуру, чувство прекрасного, умение видеть красоту в великом и малом, вот это дрыганье ногами мужиков в лосинах, подбрасывание ими теток в лосинах и пачках, вышагивание и кручение точки, костюмы и грим — ну никак не влияет.
Мне говорят, что без этого я не стану культурным, не пойму красоту, так и останусь диким попом с окраины с капустой в бороде, но я не верю. Так же люди не верят, что если они не будут ходить на непонятный вечерний концерт-реконструкцию с пением, чтением и дымом, они не могут быть едиными с Богом.
Одно из главных качеств лектора или проповедника – увидеть себя глазами публики, услышать себя их ушами, выйти навстречу, но в главном месте проповеди, в том числе через богослужение, куда мы так старательно зазываем людей, никто ни к кому навстречу не собирается. И большинство наших прихожан поэтому состоит из тех, кто и не хочет ничего понимать, кто приходит для себя помолиться под красивую мелодию, пусть и без понятных слов. И самое страшное зрелище для меня – это растерянные, непонимающие глаза тех, кого Господь привел впервые, тех, кого в том числе и я позвал при помощи Максима Исповедника, жизненных примеров и подвешенного языка, а потом их удаляющиеся спины…