В новостной повестке у нас три темы: эпидемия и споры вокруг нее, главный храм ВС РФ и споры вокруг него, запрет в священнослужении отца Андрея Кураева и споры вокруг него. Иными словами, повестка дарит нам возможность сказать нечто важное на трех уровнях: общемировом, общероссийском, российско-церковном.

Неизбежность обмана

Как мы неожиданно узнали, эпидемию использует/создал Билл Гейтс для всеобщего чипирования человечества. Эта истина воссияла на благословленном Западе и только недавно озарила несчастную нашу страну (также будем помнить, что столь же светозарные истины о заговоре ученых о сферичности Земли, мировой истории и пр. — тоже западные новинки, как, скажем, и иеговизм, сайентология, уфология и пр. новейшие религии).

Откуда это берется? Идеология вообще и ее первообразец — религия — возникают по объективным причинам. Человек (его возможности, силы, мечты, желания, проекты и пр.) не находит полного воплощения в мире, зачастую вообще никакого не находит. Например, человек не понимает, какие силы движут его жизнью, жизнью общества, вселенной. Но он хочет понимания, хочет картины мира, и идеология дает ему картину мира, замещая нехватку смысла. Замещая вообще всякую нехватку: так или иначе «объясняя» нехватку счастья, справедливости, материальных ресурсов, бессмертия, наконец. Идеология (и ее первообразец — религия) есть воображаемое решение реальных проблем, иллюзорное, фантастическое утоление голода (физического ли, экзистенциального ли).

Но мы ведь живем в «век науки»? Принципиальней другое: пока есть объективные условия возникновения идеологии (религии), пусть в разных формах, она возникать будет. Пока есть нехватка, голод, несправедливость, общество будет объективно и «бессознательно» порождать ту или иную религию.

Но в «век науки» это будут «научные» религии. Таков уже фундаментализм: понимание Библии «буквально», то есть как бы «научно», нужно понимать, скажем, Книгу Бытия как трактат по космогонии, биологии и пр. Таковы сайентология, уфология и пр. Таковы научные ереси — вера в плоскую Землю, вера в фальсификацию истории и пр. И никакая наука, никакое просвещение, никакой научпоп, никакие эксперты не смогут с этим ничего сделать Это не значит, что просвещение не нужно; напротив: деградация системы образования — один из закономерных процессов того, что мы пытаемся описать. Это скорее значит, что просвещение — лекарство от симптомов болезни, но не от самой болезни.

Религия будет возникать до тех пор, пока есть объективные социальные условия: пока есть нехватка.

Человек чувствует нехватку смысла, истины. Он не понимает, что происходит. Он отчужден от системы, в кою вовлечен: наука, образование, СМИ, экономика, политика — все это среда жизни человека (его школа, его смартфон, его работа, его страна), но не зависит от него. Чуждые, вероятно, злонамеренные, какие-то высшие силы все это создали (демиург ли, Билл Гейтс ли, масоны ли). Человек чувствует недовольство, протест. Воплотить протест в созидательное изменение реальности — сложнейшая задача: надо уже откуда-то взять объективную картину мира и продуманную теорию созидательного изменения, объединиться с другими на почве этой теории, и это — при противодействии всех наличных сил. Но и протест как-то разряжать надо: и он будет перенаправлен на воображаемые, ложные цели — отчасти сознательными усилиями элит, отчасти естественным, бессознательным образом. Я чувствую, что меня обманывают: наверное, ученые в заговоре, наверное, масоны правят всеми из закулисы. Я буду их разоблачать. Главное же, я получу главную сладость религии: ослепительный экстаз смысла, предельную истину реальности.

Так проблема решена: ничего реально не изменится (это и нужно элитам), а протест канализируется в безопасное место — вот функция идеологии, религии. Возьмем, к примеру, эпидемию COVID-19. Было бы чем-то неудобным для сильных века сего сказать следующие истины: мир не был готов к эпидемии, специалисты знали об этом, можно было подготовиться, но элиты не слушали. Системы здравоохранения, созданные при социальных государствах, справились бы с потоком зараженных, но их «оптимизировали» во время неолиберальной реакции. Политика должна быть изменена. Все это неудобные истины, они могут что-то и изменить. Гораздо удобнее «версия» злобного Гейтса, устроившего эпидемию.

О чем говорить, если даже такой ум, как Агамбен, и правда выдающийся мыслитель, тоже заметил в эпидемии что-то вроде заговора государства в целях наращивания контроля и власти? Но этот пример обратим: все наши и зарубежные конспирологи и сектанты вроде боящихся вакцин, чипирования, ИНН как печати антихриста и пр. — они ведь, пожалуй, не идиоты, какими их выставляют, а все сплошь такие же проницательные политические мыслители, как Агамбен, как и он, промахнувшиеся. Верно чуют угрозу, верно чуют властолюбие сильных века сего, верно протестуют — но протестуют мимо, в иллюзорные цели. Наша жизнь, принятие в ней решений отчуждены от нас: и вот мы думаем, что меры против пандемии — злой заговор, или может пандемии вообще нет, все злой обман. Так мы проецируем бессознательное чувство несправедливости системы на случайную тему. Надо видеть в таких вещах таящееся пламя протеста, голод по истине, алчбу по справедливости. «Блаженны алчущие, ибо насытятся». Наша алчба по богословскому, философскому, моральному, политическому объяснению эпидемии не утолена. Как винить тех, кто от голода принял камень конспирологии за хлеб истины?

Материализм Библии

Но что же с этим делать? Объективная нехватка, лаг между данным и должным, между справедливостью и несправедливостью существует. Его надо как-то пройти. Нужно противопоставить реально существующей данности несуществующее воображаемое должное и опираясь на должное, преобразовать данное, вытянуть несправедливое положение вещей к справедливому. Рабство есть, равенства нет: но вот люди, веря в несуществующее, сделали реальным равенство, рабство отменили. Болезнь есть, лекарства нет. Но вот люди изобрели лекарство и победили болезнь. Очевидно, что идеология и проект должного формально совпадают: оба примиряют данное и должное, но первая — иллюзорно, а второй — реально. Религия, таким образом, есть не только первомодель идеологии, но и первомодель освободительных проектов. В обоих случаях мы воображаем себе нечто не существующее эмпирически, нечто идеальное, но в одном случае — чтобы заткнуть нехватку данного, а во втором — чтобы преобразовать данное в должное. Это разница идолопоклонства и единобожия.

Идолопоклонники, как учит Библия и Отцы Церкви, суть лжецы, выдают воображаемое за реальное, чтобы служить злу (фараону, римскому императору, бесам, князю века сего). Они наполнили мир мнимыми сущностями. Библия же велит в них не верить, идолы разбить, богов отвергнуть. Библия учит: есть только то, что ты видишь, за деревом не скрывается дриада, за солнцем не стоит солнечный бог, есть только материя, данная в ощущениях, и Бог — создатель всего. А Его изображения запрещены (запрещена ложь, создание мнимостей).

В частности, поэтому наука не спасает от религии. Наука — про факты, религия — про смыслы. У человека всегда будет тот или иной набор смыслов, часто безумнейших, при каком угодно образовании. Не существует конфликта между наукой и религией. Всегда существует конфликт между религий и религией, одним смыслом и другим смыслом. Если вы хотите избавиться от мороков — веруйте в Бога, тогда отбросите все идолы и увидите реальность такой, какая она есть.

Но все языческие мнимости нужны были, чтобы поддерживать зло: Египет, Рим, Китай с их страшными системами подчинения — обожествлять владык, чтобы освятить их: идеология. А библейский «материализм», библейское идоло- и богоборчество нужны были, чтобы оголить кощунства фараонов и цезарей, для создания чистого этического пространства, где владыкам не кадят, как богам, где помогают бедным, где лечат больных, где обличают князей и богачей и пр. Политеизм безнравственен, ложен, идололатричен и обслуживает власть. Монотеизм нравственен, истинен, идоломахичен и обличает власть.

Иными словами, религии решают проблему несовпадения данного с должным двумя способами. Язычество — в пользу данного, оно учит: все, что есть, создано богами, священно, не трогайте систему, подчиняйтесь. Единобожие говорит: человек пал, мир во зле лежит, все нужно очистить мессианским огнем, все неправильно и грешно, но есть Справедливость, и она грядет.

Буржуазность теодицеи

К слову, здесь проясняется важнейшее социальное измерение проблемы теодицеи, а именно: для кого вообще зло — проблема? Зло, страдания и пр. — проблема для хорошо устроившихся, для них вторжение зла есть нечто незнакомое, неожиданное. И вот они-то вопрошают: «как Бог мог это допустить?». Чисто буржуазный вопрос. Ибо религию бедноты (Ветхий и Новый Завет) не удивишь злом: она сама исходит из угнетенного, страдательного положения, из бездны зла. Блудницы, мытари, нищие, голодные, прокаженные — они уже всегда в страдании и зле, и их религия (первохристианство) уже исходит из того, что правит не Бог (Он приходит как сын плотника, которого распнут власти), правит князь века сего. Зло — не философская проблема для христианства, ибо христианство всегда исходит из грехопадения. Пролетарий теодицеей не занимается, он, будучи уже во зле, решает реально проблему зла: ликвидируя зло (создавая общины общности имуществ и взаимопомощи, как первохристиане, например). Бог Библии — Тот, Кто открывается рабам и беднякам, чья исходная точка — зло, то есть зло для них не «проблема». Зло «проблема» только для буржуа, неожиданно узнающего, что, надо же, не все маслом намазано.

Пролетарию религия нужна для победы над злом. Буржуа религия нужна для крепежа его уюта. Такое же различие в эсхатологии: если пролетарий восклицает «ей, Господи, гряди и гряди скоро, прекрати весь этот ужас», то для буржуа Парусия — воистину Страшный суд, который уничтожит его уютный мирок. У буржуа и пролетария два разных Бога: у первого Бог — создатель благополучия, буржуа всегда удивляется, когда Он вдруг начинает гневаться; у второго — Бог приходит в бездну зла, чтобы спасти. Для истинно религиозного человека в зле нет проблемы в том смысле, что его религия исходит из данности, очевидности, повсеместности зла, его религия как раз в борьбе со злом выставляет свой трансцендентный идеал.

Левая истина и правая ложь

Иными словами, мы на каждой религии можем провести простой социально-политический тест. Всякое общество из нам известных — классовое: владыки и рабы в разных модификациях (от фараонов до топ-менеджеров, от рабов до офисного планктона). Между ними есть объективное противоречие. Оно объективно же будет порождать или свое идеологическое, или свое реальное решение. Правый путь, то есть в пользу владык, сохранения данного порядка вещей (несправедливости), или левый путь, то есть в пользу рабов, преобразования данного в должное (справедливость). Сомкнем: несправедливость-язычество-идеология суть правая идея, справедливость-единобожие-истина суть левая идея.

Именно поэтому правые так любят конспирологию, оккультизм и прочее. Истинное, материалистическое, монотеистическое решение проблемы разоблачает систему. Следовательно, истина сама по себе — левая. Следовательно, правые за истину стоять не могут, она им помеха. Отсюда появляется мистика невидимой руки, масоны, еврейские заговоры, мировая закулиса, чипизация (вспомните нацистов с их «научным расизмом», верой в еврейский заговор, Аненербе и прочие свидетельства их помешательства — помешательства не случайного, а замещающего истину, истину о том, что не евреи виновны, но сама система). Фашизм рождается в Италии в «опасности» коммунистической революции, как и нацизм в Германии. Пиночет совершает путч в Чили, когда социалисты пришли к власти. Когда близок час победы истины, буржуазия мобилизует все страшнейшее, что у нее есть. Когда для нее дела обстоят благополучно, она может позволить себе гуманный либерализм.

Классовое противоречие порождает протест, стремящийся уничтожить классовое общество и построить бесклассовое. Это истина. Неприятная хозяевам классового общества, потому отвергаемая ими. Но протест никуда не исчезнет, проблемы никуда не исчезнут: отсюда масоны, шпионы, «спящие», гнев богов.

Такова же логика и в революционных режимах. Если некогда революционный режим начинает пропагандировать нечто националистическое: «социализм в отдельно взятой стране», «советский народ как новая историческая общность», «социализм с национальной спецификой» это означает, что внути революционного режима появились новые группы угнетателей и угнетенных, и угнетатетели, как им свойственно, выдают националистическую идеологию для оболванивания угнетенных, для обоснования угнетения. Когда формирование новой группы угнетателей вполне сформированно они просто выкидывают остатки революционной идеи и становятся «нормальными» угнетателями, как во всех «цивилизованных» странах.

Дела Божьи

Таким образом, мы полностью подготовились, чтобы осмыслить эпидемию. Она — не «наказание» и не «милость». Она лишь — одно из многих и многих проявлений падшести мира, во зле лежащего. И если вопрос «зачем» вообще уместен, то мыслим только один ответ — евангельский: «чтобы явились дела Божьи», то есть исцеления, милосердие, взаимопомощь.

Должна явиться добродетель, в данном случае — всемирная общедоступная эффективная всемирная система здравоохранения. Масштабная системная помощь пострадавшим от падения экономики. Справедливая и милосердная политика. Левая политика. Христианская политика.

Конспирология (а также любая религиозная манипуляция с эпидемией от «все равно в храм надо ходить» до псевдоморализма «за что это нам») есть язычество, идеология, то есть ложь, канализирующая протест на мнимую цель, что выгодно «хозяевам», то есть несправедливости. Подлинный христианский взгляд на любое зло и испытание — «явление дел Божьих», то есть действенная, то есть социальная добродетель, то, что выгодно «рабам», то есть справедливости. Вот и весь сказ, и усложнять не надо.

Храм князю века сего

Таким же образом можно — и должно — анализировать все идеологические вопросы. Вот, например, прости Господи, Главный Храм Вооруженных Сил Российской Федерации с изображениями боевых орденов (с серпами и молотами), Сталина, Путина, Шойгу, демонстрации «Крым наш» и пр. и пр. Идеологичность уж слишком зашкаливала, поэтому Путина, Шойгу, Сталина и «Крым наш», кажется, все же убрали. Действительно, когда я узнал о ГХ ВС РФ, подумал, что это фейк, и отчасти до сих пор так думаю, потому что, ну серьезно, они правда пошли на это сверхубожество? И никто не сказал, что это слишком, уж явно слишком?

Но вот, что здесь интересно: фигура «Сталин», как ее использует власть, оппозиция и почему. Как прекрасно сказал философ Гиренок, «Сталин» — имя той жути, которую призывает народ, чтобы смыть лукавую ухмылку с лица торговца. Иными словами, новейший русский сталинизм есть лишь очередной способ канализации протеста.

«Сталина на вас нет!» — гневливо говорит обыватель, имея в виду простейшую вещь: «нет справедливости». Так же и с недавно проведенным опросом Левада-Центра с «некорректными вопросами». Гомофобия, женофобия и прочие фобии и нетерпимости — это все тот же стихийный, бессознательный протест против окружающей несправедливости, не находящий себе созидательную форму и потому находящий формы уродливые. Всем на самом деле плевать на Сталина, на гомосексуалов, на феминисток, всем не плевать на реальные проблемы, которые не решаются, и мы не знаем, как их решить, за что взяться. И «стучим кулаком по столу», «повышаем» голос.

«Сталин» — это раздраженный стук кулаком измученных масс.

Власть, конечно, понимает все это и строит этому всему храм: храм, разумеется, не СССР. СССР был страной равенства, обеспеченной занятости, общедоступного здравоохранения и образования и пр. и пр. — всего того, что уничтожили и продолжают уничтожать нынешние власти (коли бы не «оптимизация», Россия много легче прошла бы через эпидемию). Нет, это храм державности, военщины, всего того, что в СССР было не специфически советским, а царистским.

Таким же образом «победобесие» это не память о том, как нацисты, изначально созданные как антибольшевитский проект, были большевикам побеждены, это совсем не советский феномен с его призывами к миру и «лишь бы не было войны», «праздником со слезами на глазах». Нет, победобесие, как и ГХ ВС РФ — это как раз фашизоидный феномен, антилевый феномен: поповщина, военщина, государственничество. Формула ГХ ВС РФ — (Церковь минус христианство) плюс (СССР минус социализм) — то есть прямо противоположно тому что нужно.

Либерал и консерватор как близнецы

Кардинальное противоречие системы между хозяевами и рабами. Чем сильней протест последних, тем сильней нужны средства, чтобы канализировать протест в нужное хозяевам русло, то есть подальше от хозяев. Например, в сторону евреев, цыган, гомосексуалов, шпионов, дегенеративных художников. Или: американцев, украинцев, безбожников, либерастов. Хозяева выставляют кучу вторичных, сущностно неважных вопросов (Сталин, гомосексуальность, какой-нибудь фильм, «кощунство»), чтобы мы разрядили свой протест в пустоту.

На самом деле быть гомофобом — в разбираемом нами отношении — это примерно то же самое, что быть ЛГБТ-активистом, быть православным активистом — то же самое, что быть борцом с клерикализмом, быть феминисткой — то же самое, что быть адептом «мужского государства». Несчастные потерянные люди, стравленные друг с другом частично объективной логикой социальных процессов, частично сознательной работой лакеев элиты. Все они разряжают протест на иллюзорные цели.

Быть «за геев», или «против геев» — одно и то же, ибо проводится ложное различение не по линии угнетатели/угнетенные, а по случайным признакам. Так мы говорим о чем угодно, но не о сущностном. То и надо элитам, хоть консервативным, хоть либеральным, ибо они суть одно.

Можно винить во всем «америкосов». А можно источать презрение на «вату». Можно возвеличивать «русский мир». А можно ненавидеть «рашку». Но положение-то у всех нас одно и то же. Мы отчуждены от своей собственной страны, работы, жизни, наконец, в том простейшем смысле, что не мы, но кто-то за нас принимает решения.

Скажем, поразительное презрение к «рашке» и «вате», то есть к самим себе — это ведь прямое следствие отчуждения. Моя страна — не моя, я ощущаю ее чуждой себе, зловредной, плохой, гнусной, презренной. Я с этим сделать ничего не могу и просто ненавижу, я в явном (не для себя, к сожалению) неврозе. Если 86% твоего народа — «вата», то, конечно, ничего нельзя сделать (я так много говорю про «вату», потому что очевидно: «сталин плюс храм равно вата»). Обывателю это простительно, но политику нет: если 86% твоего электората в твоих же глазах — дикие животные, то ты очень плохой политик и просто не умеешь работать с массами (и от этого неумения впадаешь в невроз). Или то же самое: человек отчужден от страны, подчинен внешним (относительно себя) силам — и объективно рождаемый из этого протест направляет на «либерастов» и «америкосов».

Я говорю это все, потому что зачастую мы не понимаем, не видим простейших вещей. Вернемся к «сталинизму». «Либералы» морально негодуют, что он цветет всеми красками, пугают сталинизацией. Но что такое новейший русский сталинизм? Это какая-то доктрина, адепты которой планируют что-то сделать? Нет. Де-факто это «споры» (скорее ссоры и невротические крики) вокруг того, что было 70 лет назад. Или если сталинизмом называют авторитаризм, «железную руку» и пр. — то почему именно «сталинизм», а не любой другой пример из бесчисленного множества подобных режимов?

Типичная тема-ловушка, расставленная для того, чтобы мы ушли от сущностных вопросов. Но «либерал» боится. Он боится «сталинизма», так же как гомофоб боится гомосексуала, а сектант — чипирования. Исключительно в своем воображении. «Сталинист» для либерала — такая же ложная цель, как «либераст» для консерватора. Разница в том, что условный «либерал» плюс/минус обеспеченнее, лучше устроен в жизни, чем средний российский обыватель (или «либералу» хочется так думать, он психологически возвышается над воображаемой массой) и потому его мифологии чуть другие, чем у большинства. Хуже, пожалуй, ибо презрение к массам всегда хуже (снобизм, гордыня). Но либерал и консерватор — всегда два сапога пара. Ненависть консерватора к тем или иным группам рождается такими же механизмами, что и презрение либералов к массе.

Вот яркий пример. Спорят о сериале «Зулейха открывает глаза». Но смотрите, на федеральном канале — «антисоветский» сериал. Между нами говоря, на федеральных каналах постоянно крутят антисоветские сериалы. Вот к столетию революции было целых два, ясно и понятно объясняющих зрителю, что Ленин и Троцкий — опасные люди, подкупленные западными врагами, которые разрушили Россию. Или сверхпопулярный фильм, на всех каналах рекламируемый, — «Движение вверх», он как бы просоветский, но на деле про превосходство американской системы, про то, как советским людям не давали быть мелкими буржуа, и вообще все, что хорошего было в СССР, — все как бы вопреки СССР. И т. д. и т. д.

На самом деле процентов этак на 95–99 кино- и телепродукция на тему СССР — явно антисоветская. Какие-нибудь простые советские солдаты, вопреки пьяным командирам-палачам, побеждают немцев, за что их расстреливают смершевцы — вот примерно такое.

На деле оппозиционные и провластные СМИ едины в антисоветской пропаганде. Вот на «России-1» — «Зулейха открывает глаза», а вот на «Эхе Москвы» — автор романа. Но оппозиционеру все равно везде мерещится сталинизм. Потому что он реагирует ретроактивно.

Если власть использует в своих грязных целях Победу, оппозиционер становится власовцем, если православие — атеистом, если «семейные ценности» — то и здесь он против. Если власть использует Россию — надо ненавидеть Россию. Власть утверждает, что за нее народ, — надо ненавидеть народ. Видя храм — думают о православии, слыша о Сталине — думают об СССР. Реагируют на внешнее, не размышляя. Не понимают, что это пустые знаки, потерявшие свой смысл.

Поэтому так сложно сказать что-то: любой внешний признак твоей речи будет вырван, и по нему тебя запишут в «свои» или «чужие». Любая речь по чисто внешним признакам укладывается или в одну коробку (цивилизованный либераст), или в другую (мракобесный патриот). Сама наша речь, само мышление отчуждены.

Скажем, выступая против палача-полицейского или против семейного насилия, я не обязательно соглашаюсь со всей «либерастией». Я просто высказываю элементарные христианские нравственные суждения. Также если я православный, это не значит, что я за геоцентризм, царя и «против Запада». Но это неважно, обязательно тебя поместят в ту или иную ячейку.

Надо сказать, что все эти примеры как раз показывают, что критерий консерватор/либерал не работают, он все путает, все смешивает. Истинный критерий — правый/левый. Вот тогда все укладывается вполне логично: можно различать язычество от единобожия в современном православии, мораль от невроза, нравственную политику от безнравственной и пр. на твердых социально-экономических основаниях (а не на риторических, как в мериле консерватор/либерал).

На деле, в России три процента православных: «православная Россия» — иллюзия. На деле у нас полный развал семьи, семейные ценности — иллюзия. На деле в России — полная атомизация и разобщенность: единство, соборность и пр. — иллюзия. Так оно и должно быть: ведь идеология есть воображаемое заделывание зияющих дыр общества. Единства нет, есть грызня, поэтому идеология говорит: у нас единство. И так далее.

«Либерал» тут ничем не лучше: он играет в ту же игру, но с обратным знаком. Столь очевидная, но тем не менее редко понимая истина: из-за того, что власти используют какие-то ценности, не надо их отвергать. Напротив, эти ценности надо спасти, вырвать из грязных лап власти. Нужно спасти Православие, Победу, Россию.

В «советской теме» либерал не видит, что власть отсекает все левое в ней, все социальное, оставляя военщину, национализм, авторитаризм и прочее. Или, что верно не для рядовых участников, а для главарей: и оппозиции, и власти одинаково противно все левое, ибо власть есть воплощение крупной буржуазии, а оппозиция — средней и мелкой. Народ же остается за бортом, вынужденный сходить с ума в идеологических мороках.

Или: оскорбление чувств и политкорректность. Одни оскорблены нападками на веру и отечество. Другие — антигуманной ненавистью к тем или иными меньшинствам, к примеру. Но это одно и то же: обида на слова уже обиженных системой людей. Один и тот же механизм.

Основное противоречие общества: труд и капитал. Левые выступают за труд против капитала, ясно артикулируя противоречие. Правые выступают за капитал против труда, переводя истинное противоречие (капитал/труд) на ложное (народ/евреи и пр.). Консерватор из власти — корыстный обманщик, он врет в своих интересах (о «ценностях», «народе», «вере»). Консерватор из народа — обманутый несчастный (его протест перевели от системы к ложным целям). Либерализм же несколько другой. Он располагается посередине нашей линейки основного противоречия. Именно его срединное положение дает оптический обман нейтральности, гуманизма либералов. Противоречие ни истинным, ни ложным образом они не проговаривают. Они за все хорошее против всего плохого.

На самом же деле они объективно (субъективно они, может, просто хорошие люди) поддерживают систему: им не видно противоречия, ибо они неплохо устроились, но они хотят лучше, ибо они могут устроиться еще лучше. Отсюда позиция и против массы, и против власти. Либеральный гуманизм и левый гуманизм совпадают в формулировках, но сущностно они противоположны. Либеральный гуманизм благодушествует за счет угнетения большинства, он тем самым безнравственен, антигуманен. Левый гуманизм выражает интересы большинства, тем самым он подлинно нравственен, подлинно гуманен.

Иными словами, они — просто одна из конкурирующих группировок внутри элиты, на нижних ее уровнях. И поэтому и консерватор — правый, и либерал — правый. Не выступая за массы, ты выступаешь за систему, пусть и желая косметических ее улучшений.

Повторяю, вся эта социальная динамика происходит в подавляющем большинстве случаев бессознательно: либерал может быть пламенным гуманистом и выступать за все хорошее, но объективно его позиция — следствие его «срединного» социального положения (если, повторюсь, он не сошедший с ума представитель масс, который вместо «пиндостана» предпочел ненавидеть «рашку»). То, что либерал везде видит несуществующий сталинизм при масштабной государственной антисоветской пропаганде, выдает его: элиты вообще, и либералы как ее отбившаяся от рук фракция, боятся народа. «Сталинизм» — призрак восставшего народа, монструозного быдла, «ваты», пьяной матросни, являющийся в кошмарах и либералов, и власти. «Сталин» — очень удобный либералам морок: нападая на него, они одновременно нападают на власть и на массы (на их возможный нелиберальный бунт).

Подытожу: есть два уровня — консерватизм и либерализм элит и консервативный и либеральный мороки масс. Оба они ложны и вредны. Мир всегда предлагает две позиции. Всегда надо выбирать третью, неотмирную.

Трансцендентность истины

Как выйти из идеологического морока? Надо посмотреть на целостную истину общества извне, занять трансцендентную позицию. «Стихийно», «из гущи» может возникнуть вот только такие ложные разрядки протеста, случайные всплески, мороки, не больше. Извне, трансцендентно, нужно увидеть истину общества, создать освободительный проект и извне направить стихийные силы протеста в созидательное русло. Такое «извне» даруется истинным, необъязыченным христианством. Или — по Ленину: классовое сознание в пролетариат привносится извне революционной интеллигенцией, то есть людьми, работающими в пространстве мышления, духа, в конечном счете, в котором они могут обрести истину и справедливость и принести их массам. Одухотворить их стихийный, бессознательный протест. Ибо в мышлении открывается вечное: истина, справедливость. Мы уже сказали, что истинное единобожие, религия Откровения («извне») предполагает левую политику.

Кстати, Ленин. Заметили, что можно любить или ненавидеть Сталина, любить или ненавидеть Николая II, но Ленин как будто бы выскакивает из идеологической ленты? А потому что Ленин — трансцендентный момент. Николай II — власть еще есть, Сталин — власть уже есть. Здесь все спокойно, хорошо, понятно. Николай II — святой, Сталин — на стене ГХ ВС РФ. А вот Ленин — как черная дыра, его на стену храма не поместят. Потому что он — напоминание, слишком травматическое, чтоб его проговаривать, что революция возможна, реальное изменение возможно, систему можно сломать, она не всесильна.

Корпорация

А что Кураев? «РПЦ МП, будучи частью России, несет все те же проблемы, что и все российское общество» — слышали такое оправдание? Оно богословски чудовищно. Получается, Церковь работает по мирским законам, тогда как она — трансцендентная реальность, несущая Царство не от мира сего. Но если Церковь действительно работает по мирским законам — то, значит, она захвачена мирскими силами. Повторюсь: чудовищно.

И правда, РПЦ МП — корпорация. То есть у нее есть владельцы/менеджмент (епископат), аккумулирующий в себе всю власть и все прибыли. То есть у нее есть свой пролетариат — простой клир, большинство духовенства, лишенное права голоса и работающее на хозяев. И конечно, есть внешние ко всему этому потребители услуг корпорации, не могущие что-то выбирать, ибо РПЦ МП — монополия (для православных).

Короче говоря — да, для РПЦ МП все вышесказанное работает. Клир и паства отчуждены от Церкви, и отчуждение дает все те же плоды, в частности, лжеконфликт консерваторов и либералов. Между епископатом и клиром-паствой существует все то же противоречие, что и между хозяевами и рабами, со всеми вытекающими. И поэтому вполне закономерно, что талантливого отца Андрея запрещают в служении, «репрессируют». Так работает мирская логика, в данном случае — в Церкви, что особо кощунственно.

Отца Андрея есть за что ругать. Он всегда был резким, и это правда нехорошо. Но его — в данном случае во вполне сталинистском духе — обличают и травят. Это ведь Хамов грех: он ведь немало сделал для Церкви, уж одно это могло остановить. Не говоря уж про безобразную травлю, когда «можно» и «безопасно» травить, когда «разрешили».

Спроецируем наши темы на РПЦ. Многие ее представители проявили чисто языческую логику при эпидемии: материальный объект (храм) чудодейственен (то есть он — идол), а значит, никто не заразится. Заразились. Где язычество, там ложь и жертвы.

Храмопоклонство постсоветских лет: вера в сакральность материальных объектов, плюс храмы — источник прибылей, как и языческая вера захожан. Прибыль от язычества захожан взимается с храмов, а храмы строяться на средства госструктур и «спонсоров». Таким образом классовая природа современного храмопоклонства совершенно очевидно: РПЦ входит в альянс с чиновничеством и буржуазией. Язычники освящают мирской порядок: РПЦ поддерживает власть. Все это результирует в ГХ ВС РФ, воплощающем в себе все сказанное совершенно открыто, без стыда. И «Сталин» там, конечно, — не символ левой, советской идеи, а символ власти, царепоклонства. И — последний такт — все это критикующий отец Андрей запрещен в служении. Все видно, все ясно, все понятно.

В любом случае Кураев — лишь частный пример. Церковь сущностно есть трансцендентная сила, несущая Царство не от мира сего, — Царство, разрушающее идолов, низвергающее богов, обличающее князей и богачей, провозглашающее живую, действенную, то есть социальную справедливость. Христиане, если они сами не в языческом мороке, таким образом, знают, что надо делать и в Церкви, и в мире.